Анатолий Степанов - Любить и убивать

— Ничего такого Анастасия Ефимовна не заметила. Я вас огорчил?

— Вы мне очень помогли, отец Афанасий, очень. Спасибо вам.

— Если бы еще и Ксении… Всего вам хорошего, Георгий Петрович.

Повесив трубку. Сырцов остался в праздной задумчивости.

…Никуда он не спешил, а одевался лишь затем, чтобы Логунова побыстрее выпроводить. Но не раздеваться же. В полном параде Сырцов изволил позавтракать и смотреть утренние телевизионные передачи. Так промаялся до одиннадцати. В одиннадцать попил кофейку и лениво отправился в путь.

Без пяти двенадцать он был на Фрунзенской набережной. Выдержал Светлану достаточно — два часа. Из телефона-автомата позвонил и без лишних слов предложил:

— Спускайтесь.

И Светлана не была говорлива: положила трубку. Явилась строго одетой — в черных брючках, темно-бордовой почти мужской рубахе, с сурово неподвижным лицом. Молча кивнула Сырцову, наблюдавшему за ней из оконца казаряновской «восьмерки», и удивленно осведомилась:

— Мы поедем на этой машине?

— А что? — испугался прикинувшийся дурачком Сырцов.

— Да нет, ничего, — успокоила его Светлана и уселась рядом. — Здравствуйте, Георгий Петрович. Как вы себя чувствуете?

— Замечательно. Здравствуйте, Светлана Дмитриевна. Надеюсь, и вы чувствуете себя хорошо.

Она развернулась к нему всем телом и заглянула ему в глаза. Поиграли в гляделки. Она от ярости сдалась и сказала, уже приняв положенную для езды в автомобиле позу:

— Надеюсь, что я почувствую себя лучше после встречи с Ксенией.

Была без радости любовь, разлука будет без печали. Если будет так, то ему, Сырцову, повезет. Но вряд ли. Он включил зажигание, и они отправились в путь. На этот раз Светлана не спрашивала, куда они едут, знала, что ответа не получит.

«Форд», который Сырцов засек у метро «Парк культуры», зацепился за них, когда «восьмерка» с набережной выбралась на бульвары. Вяло текущий транспортный поток заставил водителя «форда», чтобы не потерять их, — приблизиться. Ему казалось, что он ничем не рисковал, — не знал, что уже срисован Сырцовым. Что ж, настало время танцевать.

Сплошные пробки: V Никитских, у площади Пушкина, на Дмитровской, рядом с Петровкой, на Трубе. Во время частых и длительных стоянок у светофоров Светлана со скукой рассматривала лица товарищей по несчастью — граждан и гражданок в окошках соседних лимузинов.

На Рождественском Сырцов перестроился на последнюю левую полосу, обозначая левый поворот на Сретенку. Мотор «восьмерки» заглох у конца ограды Рождественского бульвара. Сзади нервически гудели. Сырцов вылез из машины, повернулся к страждущим движения и беспомощно развел руками: сами спасайтесь, ребятки, как можете. «Форд» бывший сзади «восьмерки» через две машины, начал выбираться первым и преуспел: найдя дырку в соседней справа колонне, он, с риском повредиться, ворвался в нее под клаксонный возмущенный гвалт, миновав Сырцова, вильнул налево и прибился впереди него метрах в тридцати у входа в магазин, что и требовалось доказать.

Сырцов для понта открыл крышку капота, задумчиво склонился над моторными кишками, потрогал кое-что указательным пальцем и, захлопнув крышку, вернулся на водительское место.

— «Жди меня, и я вернусь, только очень жди», — продекламировал Сырцов, выждал самый подходящий момент, включил мотор и рванул «восьмерку» сразу налево — в малозаметный проезд сразу же за оградой — полуофициальное соединение двух односторонних бульварных потоков. Спуск к Трубной был пустынен: на перекрестке со Сретенкой включили красный на бульвар. «Восьмерка» бойко покатилась вниз. Пусть теперь голубок в «форде» пятится. В запарке вряд ли сообразит, что лучший выход — вперед и два поворота налево.

Но все-таки лучше не рисковать. Сырцов нырнул направо, в Трубную улицу. Повиляв по полуметровым переулкам, «восьмерка», нарушая все и вся, по Уланскому выбралась к Садовому и, еще раз нарушив, через Скорняжный, по Большой Спасской, по Большой Переяславской, достигла наконец у Рижского проезда проспекта Мира.

— Что все это значит? — холодно спросила Светлана. Не выдержала подружка. Устроившись как можно комфортнее на второй полосе Крестовского моста, Сырцов, добро улыбнувшись ей, начал издалека: — Помню, как в моем далеком полусельском детстве сосед наш, незабвенный Петр Лукич Малых, в подпитии всегда напевал весьма странную песню: «Ваня едет на „фордзоне“ и ушами шевелит». Вы не заметили, Светлана Дмитриевна, что за нами на «фордзоне», сиречь темно-синем «форде», приглядывает некий Ваня? К сожалению, мне не удалось заметить, шевелит он ушами или нет.

— Вы хотите сказать, что за нами следят?

— Ага. Следили, — слегка подкорректировал ее Сырцов.

— Вы считаете, что оторвались?

— Во всяком случае от «форда».

— Значит, все замечательно? — издевательски поинтересовалась Светлана. И он не менее издевательски ответил. Цитатой из Утесова:

— «Все хорошо, прекрасная маркиза…»

— Какой же ты мерзавец, — тихо констатировала она.

За путепроводом у платформы «Северянин» стало посвободнее. Сырцов прибавил скорость и глянул в зеркальце заднего обзора. Из небытия объявился светлый «джип-чероки» и пристроился ему в хвост так, чтобы вести, не отпуская, и не особо мелькать. И этот голубок тоже не знал, что он у Сырцова на учете. Сырцов даже номер вспомнил: 68–91. Но пусть себя радует тем, что ведет Сырцова незаметно.

А «восьмерка» катила себе и катила. Миновали МКАД, миновали Мытищи, проскочили разъезд на Калининград и, промчавшись по мосту над Ярославской железной дорогой, вырвались на бан. Но погулять по нему не пришлось: через километр Сырцов сделал левый поворот и поехал в обратном направлении. До ворот кардиологического санатория «Подлипки».

У ворот нетерпеливо погудел. На немой вопрос в требовательном взоре цербера в коричневой будке не ответил — распорядился:

— Больного старика забираем! Пропускай!

Цербер начальников уважал, а крик был начальнический. Значит, следовало пропускать. Разъехались ворота, и «восьмерка» медленно пошла по прекрасной аллее. Свернув направо, Сырцов, проскочив мимо санаторных корпусов и модерновой столовой, углубился в парк по неширокому асфальту и, выехав на перекресток, притормозил. Тенистая аллея-просека вела к железнодорожной станции, а асфальт, метрах в ста выходивший из леса, зигзагом вел к подсобному хозяйству санатория.

На границе леса и поля, освободив проезжую часть, вразброс стояли три автомобиля: сырцовская «девятка», «вольво» писателя-кинодраматурга Витьки Кузьминского и новая «Волга» Романа Казаряна.

Его и Светлану компания ждала, сидя в автомобилях. «Восьмерка» поравнялась с ними и остановилась.