Александр Тамоников - Одно сердце на двоих

— Сложно!

— Значит, надо что? Войти туда открыто, через парадный вход. Конечно, Гвоздь поначалу проверит тебя. Хотя, может, и не станет. Не такой уж он военный стратег, обычная поганка. Но Сухобокову о тебе расскажет. Мол, поумнел участковый, приходил, каялся, что не так вел себя. Хотел бы исправиться. Что толку оборванцев защищать, когда есть возможность послужить человеку достойному. Что-то в этом роде. Главное сыграть так, чтобы тебе поверили. Тогда ты получишь доступ в поместье. Пусть не в сам дом, но уж это будет успехом. Скорешишься с Гвоздем, как бы это ни было противно. Глядишь, в команду возьмут.

Борисов хмыкнул и заявил:

— А ведь ты прав. Таким вот образом можно попасть в их банду.

— А я о чем?

— Поверит ли мне Гвоздь?

— Сыграешь как надо, поверит.

— Ладно, согласен. Но ты должен знать, что я это сделаю лишь ради того, чтобы наказать бандитов.

— Я знаю. Значит, работаем?

— Связь держать будем?

— Конечно, по необходимости. Дай свой номер.

Участковый назвал цифры. Галдин ввел их в свой телефон, затем что-то там нажал. Теперь на экране высвечивалось лишь слово «Неизвестно».

— Как это ты сделал? — удивился лейтенант.

Галдин улыбнулся.

— У меня особый телефон.

— А на моем так можно сделать?

— Нет.

— Как сделать, чтобы бандиты случайно или специально не узнали, что мы с тобой общаемся?

— Просто. В памяти номер виден. Но если нажать на него, то сигнал не пройдет. Тебе каждый раз придется набирать цифры и после них ставить звездочку. Только тогда я отвечу. Так что бандюки при всем желании на меня не выйдут, если завладеют твоим телефоном.

— А если они попытаются пробить через оператора, а там блокада?

— Запомни, это номер твоей давней приятельницы. Ты с ней еще в армии познакомился. Иногда перезванивались, но последнее время она почему-то не отвечает. Что с ее телефоном, ты не знаешь. Может, она замуж вышла? А номер не убираешь, так как надеешься, что все же позвонит. А если кто-то поинтересуется, на хрена он тебе, то скажи, что у нее папаша с крутым баблом. Это как раз в стиле бандюков. Этому поверят.

— Хорошо, все понял.

— Ну и отлично.

— На сегодня все?

— По делу да.

— Выпьем?

— Я же за рулем.

— Кто тебя сейчас поймает? Да и по рюмашке за знакомство.

— Ты мне скажи, у вас магазин во сколько закрывается?

— В восемь.

— Это значит, еще работает?

— А ты что-то хотел?

— Славик просил водки купить. Но с тобой.

— А чего со мной-то?

— Он говорил, что паленой водкой тут торгуют. Тебе же, представителю власти, не рискнут лабуду продать.

Борисов рассмеялся и заявил:

— Это точно. Вот один из немногих плюсов моей работы здесь.

— Так купим?

— Он в запое?

— Похоже. Но отойдет. Я займусь этим.

— Ладно, только нам с тобой в магазине светиться не следует. Я сам схожу.

Галдин передал ему деньги. Участковый сходил в магазин, купил две бутылки, выставил их на стол, на него же выложил сдачу.

— Гвоздь из своего двора выходил, — заявил он. — Мог и за огород выбраться, увидеть твою тачку. Ты ж ее оставил на задах.

— Ну и что? Мало ли кому Славик мог дать машину.

— Ты недооцениваешь Гвоздя.

— А ты не обращай внимания на всякую ерунду. Стояла «Нива» на задах, ну и что? Откуда ты знаешь, кто и к кому на ней приезжал?

— Ладно. Я проведу тебя через сад и огород.

— Покажи, как пройти, я сам дойду.

— Не засветись перед Гвоздем.

— Не волнуйся. У меня в машине собака служебная. Если кто-то чужой поблизости крутиться будет, она почует, даст сигнал. У нас это отработано.

— Тогда до связи, старлей.

— До связи, лейтенант.

— Ух, мне даже как-то легче стало.

— Настоящая работа подвалила, вот ты и повеселел.

Четверг, 13 октября, в деревне прошел спокойно. Мария Алексеевна принесла еду уже на двоих. Вадим занимался хозяйством. Он скосил бурьян в палисаднике и вокруг дома, сгреб его и сжег в старой бочке. Потом Галдин исправил до конца забор да покрасил его в живой зеленый цвет, и двор преобразился.

Дуневич большую часть времени проводил на улице. Теперь было кому выкатить его из дома. Он пил, но уже меньше, настроение стало лучше, агрессии поубавилось.

Галдин успел исправить и телевизор. Поломка была мелкая, плато вышло из паза. Он вставил его обратно, и волшебный ящик заработал.

Галдин принял душ и завез Дуневича в дом. Там друзья поужинали.

Потом Вячеслав спросил:

— Что дальше, Вадим? Ты не рассказал, как съездил к участковому.

— Да? — Старший лейтенант изобразил удивление. — Значит, дела закружили, вот и запамятовал. А съездил хорошо. Лейтенант Борисов свой человек. Пытался помочь Елене, да не дали ему. Начальник райотдела, наверное, тоже в корешах у Сухобокова.

— Это давно известно. Но он мелочь.

— Мелочь или нет, а не дал Борисову возбудить дело против Сухобокова. Хотя в этом больше твоя заслуга.

— Ты насчет заявы?

— Да.

Дуневич отодвинул тарелку, подтянул пепельницу, прикурил сигарету.

— Толку от нее?

— По-моему, я это уже слышал.

— Ты зачем опять ту же песню заводишь? Я уже пытался добиться справедливости и писал бумаги. А что в результате?

Галдин пододвинулся поближе к другу и проговорил:

— Ты пойми, Славик, без заявления вообще ничего нельзя предпринять. Я имею в виду участкового и вообще правоохранительные органы. Конечно, мы обойдемся и без этой бумаги, но…

Дуневич прервал Галдина:

— Ты сказал «мы». Это что, Борисов, получается, на нашей стороне?

— Да, но не удивляйся, если услышишь о нем много неприятного, в том числе и того, что вроде как опровергает мои утверждения.

— Понятней выражаться можешь?

Галдин кивнул и сказал:

— Могу. Ты можешь узнать, что Борисов попал в услужение к Сухобокову.

— Веселое дельце. И это значит, что он с нами?

— Он с нами. К Сухобокову, к его поместью без этого не подобраться.

— Ты хочешь проникнуть в поместье?

— Мне придется это сделать, Славик. Иначе Елену не освободить.

— Ты понимаешь, что задумал?

— Понимаю. Ты давай бросай бухать и напиши заявление. Это просьба Борисова, а он знает, что делает. Подробно опиши беспредел Сухобокова, упомяни обо всем, что он и его подельники сделали с твоей семьей.

— Грохнут нас, Вадим. Меня ладно, я и так не живу, а существую, но тебе-то на хрена погибать?

Галдин улыбнулся и ответил:

— Знал бы ты, Славик, сколько раз я мог погибнуть. Но, как видишь, до сих пор жив. А все те негодяи, которые противостояли нам и хотели нас уничтожить, горят в аду. Так что прорвемся, друг.

— Ты всегда был авантюристом. В училище, в нашей роте никто больше тебя не отправлялся в самоходы, хотя увольнения ты получал часто.

— Увольнения — скукота. А вот самоход, это уже игра.