Ян-Филипп Зендкер - Голос одиночества

Месяц назад они сидели на этом самом месте, любовались красными фонарями, чей свет отражался в воде, и снующими туда‑сюда рыбацкими лодками. Тогда они впервые всерьез заговорили о том, стоит ли им съехаться. Джош мог бы добираться до школы на пароме. Дом достаточно просторный. Насколько под силу Полу вынести присутствие чужого ребенка в комнате Джастина? Идея насколько чудовищная, настолько соблазнительная. Попытка создать новую семью в пятьдесят три года. Другого шанса не будет.

Эта мысль не оставляла Пола весь день. Он пытался поделиться ею с Кристиной, но та увильнула от ответа, ушла в себя и замолчала. Любовный голод. Как только она додумалась до такого! И почему именно сегодня? Разве Пол дал ей повод? Он пытался вспомнить, каким тоном она произнесла эти слова. Тогда ему показалось, что с нежностью, но теперь он в этом сомневался.

В воскресенье вечером она всегда звонила ему из дома, говорила, что все в порядке, как здорово прошло их свидание и что ей уже не хватает его. Пол отвечал, что с ним творится то же самое. Это был такой ритуал. Вероятно, для кого‑то он значил бы не больше чем любая другая привычка – встречи и прощания, совместные ужины и завтраки, пожелания доброй ночи и признания в любви. Только не для Пола Лейбовица, с некоторых пор придававшего большое значение каждой бытовой мелочи.

Он решил настичь красоту там, где она прячется, – в мелочах. Впервые в жизни.

Смерть сына стала для него хорошим учителем. Суровым и придирчивым, который не прощал ошибок и не терпел пререканий. От нее Пол усвоил один важный урок: никакого «естественного» хода жизни не существует, поэтому в этом мире ничего нельзя знать наверняка.

Раньше Полу казалось естественным, что каждый младенец со временем развивается в подростка, а подросток во взрослого и что заболевший ребенок в конце концов обязательно выздоравливает. Когда же на теле мальчика появлялось фиолетовое пятно, Пол наверняка знал: тот обо что‑то ударился.

Теперь он понимал, что счастливый исход болезни не более чем случайность, прихоть судьбы. И тот, кто однажды осознал это, кто принял эту банальную истину в качестве единственного и непреложного закона жизни, обречен скитаться до конца своих дней. Превратиться в бродягу, который будет строить планы, производить детей, покупать недвижимость, не забывая при этом ни на секунду, что предается иллюзии. Что будущее – это обещание, которому нельзя верить. Что счастье всей жизни подвешено на одной‑единственной, до предела натянутой нити. Настолько тонкой, что ее почти никто не замечает.

К моему величайшему сожалению, вынужден вам сообщить…

Когда‑то детский врач одной этой фразой перерезал нить, на которой держалось счастье Пола. Раз и навсегда. До скончания века, как выразился бы его сын. Жизнь продолжалась, но будущее для Пола перестало существовать. Пока он не встретил Кристину.

Как будто доверие – это глупость. Как будто у нас есть выбор.

Эти ее фразы сразу крепко засели у него в голове. Поначалу Пол не воспринимал их всерьез. Даже удивлялся про себя, как взрослая женщина может быть такой наивной. Он‑то не сомневался, что недоверие – нечто вроде предусмотренной природой реакции, защищающей нас от ненужных разочарований. «С какой планеты свалилась эта женщина, – подумал тогда Пол, – Кристина У, мечтательница?»

Себя он, разумеется, считал реалистом.

О каком доверии можно говорить, когда у человека отняли то, что составляло смысл его жизни? Отняли среди ночи, по‑разбойничьи. Просто потому, что размножение красных кровяных телец вдруг ни с того ни с сего вышло из‑под контроля и эту лавину нельзя было остановить никакими медикаментами. На что же после этого полагаться, кому и чему доверять? Кому, Кристина?

Любовь и преданность стали ее ответом. Кристина У не оставляла Пола, как бы тот ее ни отталкивал. «Это заразно, предупреждаю», – смеялась она. И оказалась права.

* * *

Время было за полночь. Огни в ресторанах уже погасли, разговоры и смех в деревне стихли. Ламма погрузилась в сон. Пол осторожно открыл большую раздвижную дверь и вышел в сад.

В кронах деревьев стрекотали цикады. В ближнем болотце квакали жабы. В кустах что‑то шевелилось – не иначе вышла на охоту гадюка. Легкий бриз гнул стебли бамбука. Ночь в тропиках полна звуков, но до сих пор это не мешало Полу спать.

В это время Кристина обычно звонила, чтобы пожелать спокойной ночи. Пол еще раз проверил телефон: включен и с аккумулятором все в порядке. До сих пор он не мог припомнить ни одного воскресенья без ее ночного звонка. Неужели это Джош ее так ее вымотал? А может, мать? Пол представил себе, как Кристина, валясь с ног от усталости, падает в постель и сразу засыпает. Следовало хорошенько подумать, стоит ли ее будить. Дело даже не в том, что Пол хотел слышать ее голос. Она нарушала ритуал, и это его беспокоило.

Любовный голод… Вероятно, она права. Пол решил отправить эсэмэску.

Почему ты молчишь, любовь моя?

Нет, слишком похоже на упрек.

Куда ты запропастилась, любовь моя? Ты же знаешь, как я жду твоего звонка?

Тоже не годится. Что значит «куда запропастилась»?

Сладких снов тебе, радость моя. Спасибо за все. Я люблю тебя все больше и больше.

Пол задумался. Добавил «ты нужна мне» и стер – не хотел выглядеть навязчивым. Потом перечитал текст еще раз.

Он сомневался. Не так‑то часто приходилось ему отправлять короткие сообщения. В конце концов нажал кнопку «Отправить», выключил телефон и лег в постель с чувством выполненного долга. Она, конечно же, ответит ему рано утром, и тогда все недоразумения рассеются.

* * *

Он сразу провалился в сон, тяжелый, без сновидений. Спал дольше обычного, а когда открыл глаза, первая мысль была о Кристине. Какое счастье просыпаться рядом с ней, когда она еще дремлет, чувствовать тепло ее тела, ее равномерное дыхание.

Счастье словно сидит в укрытии где‑то рядом. Как часто мы проходим мимо, не замечая его. Но достаточно одного нашего взгляда, чтобы его почувствовать.

Пол нащупал телефон – никаких сообщений. Вчерашнее беспокойство вернулось. «Слишком рано, она еще спит», – утешал он себя. Или нет. В это время Кристина обычно принимала душ, собиралась на работу. Сообщения она посылала уже из метро, на пути в Ваньчай.

Пол встал, завязал узлом москитную сетку и отправился на кухню ставить воду на чай. За ночь воздух охладился лишь на несколько градусов. Термометр за окном показывал плюс двадцать пять и влажность восемьдесят процентов. И это в восемь утра! Полу следовало поторопиться. Еще немного – и солнце наберет полную силу. О китайской гимнастике тай‑чи на крыше можно будет забыть.

Обычно Пол занимался ею около часа. Упражнения помогали ему начать день после душной тропической ночи и внушали чувство покоя, пусть даже и обманчивое.