Сергей Майдуков - Родная кровь

— Зачем? — спросила Филимонова, оттирая печку и прижимая телефонную трубку плечом.

— Что зачем? — опешила мать.

— Рожать зачем? Я не свиноматка.

— Не смей, дочка! Не гневи Бога. Нельзя против природы идти.

— Каша у тебя в голове, мама, — с удовольствием констатировала Филимонова. — Ты определилась бы, Бог или природа. И вспомни про своих деток. Много мы тебе помогали? Часто навещали? И зачем мы тебе понадобились, а? Разве одной было плохо?

— Да что же ты говоришь такое, Раечка, — испугалась мать. — Дети — это святое.

— Что-то я не припомню, чтобы ты на меня молилась, мама. Даже наоборот. Ты вспомни, вспомни! То колготки новые мне подавай, то целуюсь не с теми, то в школе с сигаретой застукали. Чуть ли не каждую неделю ты меня тряпкой по морде. Половой. А теперь, оказывается, я святая.

Филимонова могла бы еще долго высказываться в подобном духе, но мать, оценив ее настроение, поспешила попрощаться и оборвать разговор. Она всегда поступала так, когда встречала отпор. Но Филимонова давно уже не ставила ее на место. Терпеливо выслушивала однотипные материнские нравоучения и тут же забывала о них. А тут не сдержалась. Настроение испортилось еще сильнее. Не стоило срываться на маме. Разве она в чем-то виновата? Она дочке добра, как ей кажется, желает.

Загубив вторую порцию кофе, Раиса Филимонова залила кипятком растворимый и долго пила его, размышляя о всякой женской всячине. Покупки, дела, заботы, опять покупки, опять заботы… А годочков уже за тридцать пять. И совсем одиноко, если не считать родню и тех совсем не родных мужиков, что получают порой доступ к Раисиному телу.

Зачем она их подпускает? От тоски. От одиночества. И хотя бы один попался такой, чтобы спас, вместо того чтобы спасаться самому. Никто никогда не предлагал Раисе создать семью, никто не заговаривал о женитьбе и детях. А ведь молодость не безразмерная. Допустим, баба в сорок пять ягодка опять, но способна ли рожать эта «ягодка» и многие ли мужчины позарятся на нее? Вот в чем вопрос. Быть ей или не быть, Филимонова и без Шекспира знала.

Приехав на работу, она не смогла заняться накопившимися делами, поскольку была вызвана к руководству.

Приемная и кабинет начальника оперативно-поискового отдела напоминали современный офис, а самого полковника Кудрявцева можно было легко принять за преуспевающего бизнесмена, шикарные костюмы которого с лихвой компенсируют затрапезную внешность. По существу, так оно и было. Стараниями таких, как Кудрявцев, система МВД давно превратилась в весьма доходное предприятие. Об этом свидетельствовали хотя бы марки автомобилей, на которых полицейские съезжались на работу. Например, Кудрявцев ездил на новеньком БМВ, а Филимонова недавно приобрела себе великолепную «ауди» вишневого цвета. Никто не спрашивал у них, где они взяли деньги на покупку таких дорогих машин и прочих предметов роскоши. Потому что в таком случае полицейские сами начали бы спрашивать у спрашивающих.

Так работала эта система. Преступники без погон и удостоверений сотрудников силовых ведомств именовались бандитами. Обладатели удостоверений, чинов и регалий считались блюстителями закона. Вторые находились в несравненно лучших условиях, а потому брали верх над первыми, заставляли их платить дань, а порой даже «паковали», то есть арестовывали и отправляли за решетку. Такое очевидное превосходство наполняло полицейских гордостью и осознанием своей силы.

Кудрявцев был маленьким, жилистым, морщинистым человечком с замашками могучего богатыря, способного свалить противника одним щелчком. Его подвижная, немного обезьянья физиономия выражала высокомерие и непоколебимую уверенность в собственной правоте.

— Добрый день, товарищ полковник, — поздоровалась Филимонова и без приглашения опустилась на привычное место за приставным столом, придвинутым к письменному таким образом, что получалась буква «Т».

— Садись, Раиса, — сказал Кудрявцев, словно не замечая, что она уже это сделала.

Два или три раза он, используя свое служебное положение, принуждал Филимонову к половой близости. Это было бы еще ничего, дело житейское, как говорится. Но полноценной близости не получилось. То ли выпито было Кудрявцевым многовато, то ли с потенцией имелись проблемы, то ли еще что — не важно. В результате в отношениях начальника и заместителя появилось определенное напряжение. Чем бы ни занимались эти двое, они вольно или невольно вспоминали то, что произошло между ними… вернее, не произошло. Кудрявцев комплексовал, делал вид, что никакого комплекса у него нет, и от этого обращался с Филимоновой то подчеркнуто официально, то слишком по-свойски. Такие неровные отношения выбивали ее из колеи. Она не видела в начальнике мужчину, которому хотелось бы подчиняться, но вместе с тем была вынуждена делать это и демонстрировать свою лояльность, что изматывало ее морально.

Про себя полковник Кудрявцев давно решил обзавестись другим заместителем, непременно мужского пола, чтобы больше никогда не оказаться в столь щекотливом положении. Но сейчас было не время. Лошадей на переправе не меняют, не так ли? Сначала Кудрявцев хотел замять историю с наркотиками, а потом уж вплотную заняться кадровыми вопросами. В его планах Филимоновой отводилось времени совсем немного. Недельки три, может быть, месяцок, а потом прощайте, товарищ майор. И в прямом, и в переносном смысле. Кудрявцев уже начал обдумывать несчастный случай или роковой недуг, которому будет суждено безвременно оборвать жизнь отличного сотрудника и товарища Раисы Захаровны Филимоновой.

— Тут вот какое дело, — заговорил Кудрявцев, избегая задерживать взгляд на гладких коленках подчиненной. — Беда никогда не приходит одна, слыхала такую поговорку?

— Что-то случилось? — насторожилась Филимонова.

— Ты с группой Авдотьева давно связывалась?

— Вчера вечером. Около восьми часов. Капитан должен был отзвониться, если на месте засады кто-нибудь появится…

— Отзвонился? — перебил ее начальник.

Под притворной доброжелательностью его тона угадывалась изрядная порция ядовитой желчи.

Филимонова сразу поняла, что проштрафилась. Был бы на месте Кудрявцева какой-нибудь другой мужчина, по-настоящему сильный, требовательный, уверенный в себе, она, скорее всего, без лишних слов признала бы свою вину. Но на начальственном месте сидел этот дерганый импотент с зачесанными дыбом волосами и туфлями с массивными каблуками, прибавляющими ему несколько сантиметров роста. Женская сущность майора Филимоновой инстинктивно противилась необходимости подчиняться этому ничтожеству.

— Я не имею обыкновения напоминать подчиненным об их обязанностях, — сухо произнесла она. — Если Авдотьев не выходит на связь, значит, ему пока не о чем докладывать.