Виктор Иванников - Выбор нового пути борьбы

Увидев, как у него дрогнули черты мужественного лица, как враз погрустнели глаза, Лариса обругала себя за неумение говорить, ясно и чётко изложить свои мысли. После некоторой паузы, продолжила:

— Николай, пойми. Я же тебя совсем не знаю, чем ты занимаешься, что делаешь, каков ты в жизни. Нет, конечно, вижу, ты честный, порядочный, сильный человек, врать не умеешь, но вот как в остальном?

Она развела руками.

— И вообще, к чему такая спешка? Неужели нельзя некоторое время подождать?

Он грустно усмехнулся:

— Хорошо, Лариса, через два дня я заеду за ответом, но вот больше ждать, пойми меня правильно, не смогу. От твоего ответа, скажу тебе честно, вообще зависит моя судьба, моё будущее, быть ли мне в России или за рубежом всю оставшуюся жизнь.

— Как, — ахнула она, — совсем, совсем за рубежом? И в Россию не приезжать?

Николай пожал плечами:

— Такие вот дела, Лариса. Что ж, думай, если тебе это так надо, решай, я своё слово сказал. А за букет, ты извини, очень торопился. У меня ещё есть нерешённые дела. Жди меня через пару дней.

Он решительно подошёл к ней, взял за локотки, легко приподнял, поцеловал в вспыхнувшие румянцем щёчки, поставил, круто развернулся и пошёл к машине. Лариса, услышав, как взревел двигатель его иномарки, не чувствуя ног, выскочила на крыльцо, но уже вдали замельтешила пыль за стремительно удаляющейся машиной. Постояв на крыльце и продрогнув, вернулась к себе и тут заметила — на столе лежит тёмно-бордовая коробочка. Раскрыла её, и в ней обнаружилось золотое обручальное кольцо, явно очень дорогое. Она вытащила его, повертела, рассматривая, надела на тонкий хрупкий пальчик, снова завертела уже ручкой и вдруг залилась слезами. Ей стало очень жалко этого, казавшегося ранее таким сильным, мужественным и вдруг оказавшимся таким ранимым. И ещё очень жалко себя, свою внезапно показавшуюся ей нелепой, бестолковой жизнь. Вот даже в такой, очень ответственный для каждой женщины момент — «предложения руки и сердца» — всё было как-то прозаично, лишено даже намёка на сказочность, торжественность. Она сидела и плакала и ей всё больше и больше становилось жалко себя. Конечно, Лариса не была монашкой! Да с такой внешностью и фигуркой многие парни и мужчины заглядывались на неё. Чего уж тут скрывать. Но то ли в её характере был какой-то изъян, то ли она была слишком требовательна, довольно быстро её избранники, коим она, как говорится, вся раскрывалась, покидали, не объясняя толком причин. Потом она не раз видела их, вполне довольных, с другими, более незаметными что ли девушками. Почему-то эти парни ей казались даже счастливыми. Понять, почему так всё происходило, она никак не могла. Ей мать не раз пеняла:

— Смотри дочка, довыбираешься, останешься «бобылкой»!

Лариса сидела и лила безутешные слёзы, не решаясь сделать выбор. Николай сильно раздосадованный, где-то даже потрясённый её, как он в горячке понял, отказом, мрачный вошёл в номер Егора. Тот посмотрел ему в лицо, но не стал ни о чём расспрашивать, справедливо решив — если надо, сам расскажет. Но истоки этой мрачности понял сразу. Накрывая стол, сказал.

— Николай, я как-то читал Тургенева, так вот он написал: «Мужчина может сказать, что дважды два — четыре, а женщина вполне может произнести, что дважды два — стеариновая свечка».

Николай недоумённо спросил:

— Ты чего имеешь в виду?

— Да ничего особенного, друг. Могу тебе ещё одну фразочку подкинуть для размышления, из библии, между прочим: «Три вещи непостижимы для меня и четырёх я не понимаю: пути орла в небе; пути змеи на скале; пути корабля в море и пути мужчины к сердцу женщины…»

— И не поймёшь, братишка, вот попробуешь сам поискать, тогда можно и говорить с тобой об этом.

— Э-э, друже, как называет нас Опанас. Напоминаю тебе ещё одну мудрость, коли нас на них потянуло. Может она тебе сейчас поможет: «Большинство женщин сдаётся не потому, что сильна их страсть, а потому, что велика их слабость. Вот почему обычно имеют такой успех предприимчивые мужчины, хотя они отнюдь непривлекательные».

Николай усмехнулся:

— Ишь, теоретик! Вот посмотрим, каким ты будешь в Коломне. Они поели продуктов, приготовленных по распоряжению Сергея им в дорогу, и «погнали» дальше.

Николай, погружённый в свои мрачноватые мысли, молча ехал за машиной Егора. А у того по мере приближения к этому городу всё отчётливее и отчётливее росло чувство тревоги. Вообще-то он привык к такого рода ощущениям, оно не раз спасало ему жизнь. Но одно дело в боевой обстановке, когда обостряются все чувства и, более того, возникает ещё одно, характерное только для высококлассного профи, а другое дело сейчас в мирное время. Хотя какое оно мирное? Если фактически развёрнута война против своего народа, война безжалостная, на уничтожение. От этих выродков, пусть и поющих сладкими голосами, трудно ожидать чего-нибудь хорошего. Да и это громогласно объявляемое «хотение как лучше», чистой воды лицемерие, очередная попытка скрыть свою звериную сущность каким-нибудь популизмом и не более того.

Как учил великий специалист по управлению Николо Макиавели: «Дерзкие планы, хитроумно задуманные правителем или кандидатом в его, вначале кажутся легко реализуемыми, но по мере их реализации уже не видятся легко реализуемыми, причём их исход, как правило, тяжёл и непредсказуем для народа». Но что им, этим новоявленным властителям, до науки управлять? Вынырнувшие неизвестно откуда, со скудным багажом знаний, основанных по большей части на науке прислуживать и хищений с барского стола? Они даже и не слышали, не говоря уж об изучении творений великих специалистов, коих человечество в этой области накопило не мало. Янь Фу, китайский публицист начала двадцатого столетия заметил и кстати весьма поучительно: «В том случае, когда во главу угла у правителя и его окружения выдвигается познание, а личное, причём оно не искореняется, а наоборот поощряется, то всегда расцветает пышным, вонючим цветом злоупотребления в управлении государством, приносящим огромный вред и самому государству, и его народу». Что к этому можно ещё добавить?

Въехав в Коломну, как условились, сняли две квартиры, оплатив проживание сразу за месяц. На квартире Николая ещё раз обговорили план действий. Егор съездит к Кате, поговорит с ней и вернётся сюда, здесь они вместе окончательно и порешают.

С тревогой, бьющимся сердцем Егор подъехал к детскому дому. Нажал кнопку домофона, объяснил к кому приехал. Наступила какая-то непонятная тишина, ещё более усилившая растущую в нём тревогу. Прошло некоторое время, внезапно дверь распахнулась, и в проёме показалась сама директриса Надежда Васильевна. Она растерянно посмотпела на чего, а его сеплне внезапно кула-то «ухнуло» ноги впаз стали «ватными». Надежда Васильевна, сразу поняв его состояние, взяла его за руку и, чего-то говоря, повела к себе. Он шёл, механически переставляя ноги, ничего не понимая из её слов, а в голове «стучала» одна мысль: