Алан Брэдли - Мистический манускрипт о медном мертвеце

Возможно, скоро им надоест и они позовут кого-нибудь из вышестоящих — еще одного заведующего или даже директора школы. Ну а пока этого не случилось, мистер Деннинг целиком и полностью в моем распоряжении!

С торчащими из ванны согнутыми коленками труп сейчас напоминал мне об одном из наименее удавшихся миссис Мюллет блюд из курицы — о холодной и голой цыплячьей тушке, поданной к столу на водяной бане, в которой она до этого обрабатывалась паром.

Приглядевшись, я заметила несколько крошечных кусочков меди, которые откололись от трупа и упали на дно ванны — вероятно, это следствие того, что я перемещала его раньше. Отпавшая медь оголила некоторые участки кожи мертвеца: большинство из них имели цвет рыбьего брюха, однако два или три казались воспаленно красными. И, что самое удивительное, медь вокруг краснеющих пятен имела неровную, вздувшуюся поверхность (словно маленькие кратеры), зато покрытие металла вокруг белеющих пятен оставалось гладким и плоским.

Я старательно избегала прикосновений к мертвому телу — не потому (как вы сейчас подумали), что я боюсь мертвецов: просто не хотела оставить еще больше следов своего осмотра. В свое время полиция сама захочет осмотреть этого «отлитого из меди человека», который сейчас сидел в ванной с зажимом на носу, как будто в него вцепился краб.

Пользуясь полотенцем как прихваткой (не оставлять отпечатки пальцев!), я открыла рот мистера Деннинга с помощью оказавшейся под рукой проволочной мыльницы.

Так я и думала: ротовая полость и нёбо покрыты язвами, а язык и десны приобрели зеленовато-голубоватый оттенок.

Быстро отсоединив зубчатый зажим и коротко осмотрев ноздри покойного, я выяснила, что у него имелось патологическое изменение и обширное повреждение слизистых оболочек. После я вернула зажим на место, позаботившись, чтобы его зубчики совпали с собственными следами на коже.

Повернувшись, я только сейчас заметила одежду, сложенную на полочке над раковиной прямо за дверью: брюки, пиджак, жилет — сшиты из военно-морской саржи; рубашка и белье аккуратно сложены рядом. На полу у стены обнаружился небольшой вещевой мешок цвета хаки. Не разворачивая брюки, я поочередно обшарила карманы и вытащила на свет их скупое содержимое: связку ключей с заячьим хвостом в качестве брелка на удачу и маленький кошелек для мелочи, из которого я извлекла несколько монет: шиллинг, шестипенсовик и погнутую монету — на одной ее стороне были выгравированы С. 20 1 и голова женщины, олицетворяющая Италию, другую сторону украшал герб и изображение лика усатого джентельмена (VITT. EM. III) , при взгляде на которого я предположила, что это король. Другие опознавательные признаки были уничтожены — погнутая монета выглядела так, словно в нее попала пуля.

Рядом лежала поношенная черная барсетка, которая уже начала расходиться по швам. Вещей в ней было не много. По ее содержимому можно было заключить, что она принадлежала человеку, привыкшему экономить и жить очень скромно. Внутри я обнаружила: банкноту в пять фунтов, порванное по краям черно-белое фото ирландского сеттера с надписью карандашом «Брауни X/IX/39» на обратной стороне, рецепт на приобретение пентостама, выписанный аптекарем на Харли-стрит, несколько довоенных почтовых марок с изображением короля Георга V и газетную вырезку с фотографией Восьмой британской армии, высадившейся на Сицилии в 1943 году. Эту вырезку трогали так часто, что сейчас она выглядела как снежинка, вырезанная ребенком из бумаги, сложенной в несколько раз.

Меня внезапно охватила необъяснимая грусть — я отложила барсетку и бросила взгляд на мертвеца, сидящего в ванне.

«Ну же, Флавия, — сказала я себе. — Думай только о деле. В работе детектива нет места чувствам».

Итак, дальше — на очереди вещевой мешок. Я безжалостно вытряхнула из него все вещи, чувствуя легкую тошноту от того, что приходиться копаться в чужих личных вещах, даже если их обладатель уже мертв. К счастью, его содержимое опять же было немногочисленным: кисточка для бритья, пивная кружка, пена для бритья, зеркальце, бритва с двойным лезвием, ножницы для ногтей, зубная щетка, зубной порошок и тюбик театрального грима.

Меня всегда восхищало то, как легко можно реконструировать жизнь незнакомца по принадлежащим ему вещам. Умение работать с информацией и воображение вместе расскажут историю, по полноте с которой не сравнится даже напечатанная биография в нескольких томах. И мистер Деннинг тоже не был исключением: все его тайны были настолько очевидны, что, думаю, мне следовало бы извиниться за то, что я сунула в них свой нос.

Но, конечно же, я не стала. Этот человек умер, а я должна продолжать начатое расследование.

Сомервилль и его банда все еще околачивались за дверью оккупированной мною ванной комнаты. И я не могла впустить их, ведь иначе они растопчут все улики на месте преступления. Эти мальчики — за исключением одного или двух — по-прежнему пребывали в неведении относительно смерти мистера Деннинга.

Они не посмеют выломать дверь — в этом я была уверена. Британский школьник способен на многие вещи, но он ни в коем случае не чудовище. Несмотря на свою внешнюю оболочку, блюдущую подчеркнутую индифферентность, глубоко внутри он — настоящий джентельмен и даже немного размазня. Я выяснила это, долгие годы наблюдая за отцом, который сам был истинным воспитанником Грейминстера.

К тому времени, когда кто-либо переступит порог уборной на этом этаже, меня уже и след простынет. Я улыбнулась при мысли, как вытянутся мальчишечьи физиономии.

Окно над ванной было таким же, как и другие в стенах этой школы: кусочки стекла в форме бриллиантов были закреплены в решетке из свинцовых полос. Мне потребовалась всего мгновение, чтобы взобраться на край ванны (и мысленно попросить у мертвеца прощения), открыть щеколду и выдвинуть оконные панели наружу.

Изменение экстерьера школы Грейминстер не было для меня в новинку — так как я постаралась еще во время прошлого своего расследования, сегодня я была в этом профи. Бросив быстрый взгляд во двор и убедившись, что поблизости никого нет, я перелезла через подоконник и повисла на виноградных лозах, которыми сплошь были увиты древние стены здания.

Спускаться было на удивление легко — я даже почувствовала себя главным героем романа «Тарзан, приёмыш обезьян», пока карабкалась вниз по виноградным лозам, а до моих ушей из церкви доносился хор ангельских голосов. Несомые на волнах ревущего органа, слова церковного гимна были отличным подспорьем моему отважному бегству:

Насвистывая мелодию гимна себе под нос, я невозмутимо пробиралась по стене в дальний угол школьного здания.