Михаил Гребенюк - Дважды разыскиваемые

Евгений Константинович похлопал ладонью по настольному стеклу, помолчал немного, будто собирался с мыслями.

- Давай поговорим, как мужчина с мужчиной. Мне думается, это необходимо в первую очередь тебе. Ты в некотором смысле виновник этой встречи. В общем, не будем играть в прятки.

- Наигрался. Хватит.

- Молодец… Женька тоже поставил точку. Пора за ум браться-не маленькие… Что думаешь делать?

Борис пожал плечами.

- Ничего. Сначала нужно заслужить свободу.

- Разве у тебя кто-нибудь отнимал ее?

- Никто не отнимал. Сам отдал.

- Ты, однако, пессимист порядочный,- заставил себя рассмеяться Евгений Константинович.- В наше время редко встретишь такого человека, как ты… Люди стали великими оптимистами. Потому что мы живем в великую эпоху. Слыхал, в космосе был наш гражданин. Не сегодня-завтра, глядишь, и на Марс полетим. Интересная планета. Я убежден, что на ней существует разум. Один американец считает, что Фобос и Деймос искусственные… Ты знаешь, что такое Фобос и Деймос?- поинтересовался Евгений Константинович, уверенный в том, что Цыбин ни черта не смыслит в астрономии,- это спутники Марса… Нет, Боря, пессимизм тебе не к лицу. Помни-ты человек! С большой буквы, так сказать.

- Вот именно - так сказать…- с горечью выговорил Борис.- Преступник я. Самый настоящий… Так что давайте-поговорим о деле, ради которого вы пригласили меня.

Борис был уверен, что Евгений Константинович позвал его, чтобы узнать, насколько велика вина Женьки во всем случившемся, и не хотел говорить на отвлеченные темы, тем более о Марсе. До него ли было теперь?

- Я все больше убеждаюсь в твоей порядочности,- поощрительно сказал Евгений Константинович. Он встал, взял стул и сел рядом с Борисом.- У тебя есть мать?

- Есть.

- Ты любишь ее?

Борис удивленно посмотрел на Евгения Константиновича.

- Я спрашиваю: ты любишь свою мать?

- Евгений Константинович,- нахмурился Борис,- вы говорите прямо, что хотите… Мне надоели дипломатические подходы. Неужели нельзя обойтись без них. Вы же не следователь.

- Хорошо. Давай попробуем обойтись без подходов, как ты говоришь… Прошу тебя: помоги Жене, моему сыну и твоему товарищу, освободиться…

- Я не народный суд,-усмехнулся Цыбин.- Такой же, как и ваш сын, преступник… Ваш сын, между прочим, еще и подонок.

- Боря, подожди, не спеши,- молитвенно сложил Евгений Константинович руки на груди.- Помоги Жене уйти отсюда: возьмите его вину на себя, если она есть, конечно. Клянусь тебе, я призову на помощь все свои связи и ничего не пожалею, чтобы вызволить всех вас отсюда. Подумаешь, немножко пошалили. В молодости это со всяким бывает. Вы только действуйте сообща. Не поддавайтесь на удочку… Ты меня понял, Боря?

- Не первый день на свете живу.

- Значит, все в порядке?

Борис опять усмехнулся.

- Я знаю одного человека…- медленно проговорил он.- Невзрачный такой на вид. Будто мальчишка. Говорили, что он был на фронте, да я не верил. Смеялся над ним часто. Так. От нечего делать. Думал, что он вообще дальше своего токарного станка нигде не был. Однажды в День Победы увидел его среди ветеранов войны в театре и глазам своим не поверил. Вся грудь в орденах. Еще звездочка. Понимаете? Золотая… Был он в этот день как будто бы и прежний и все же - другой. Не для себя, для меня, конечно.

- Ну и что же из этого?-пожал плечами Евгений Константинович.- У кого из нашего поколения грудь не в орденах? У кого нет звездочки?

Цыбин будто не слышал реплики. Он задумчиво продолжал:

- Через несколько дней после этой встречи я понял, почему этот человек стал для меня другим. Недалеко от нас загорелся дом. Люди сбежались, когда он вовсю полыхал.

Все что-то кричали, что-то советовали, однако никто не решался что-либо сделать. В том числе и я… Впрочем, я был пьян, как свинья. С вашим сыном нализался… Вдруг слышу: «Помогите! Помогите!» Я не пойму ничего. Только глазами хлопаю. Стоит рядом мужчина и говорит так, словно спрашивает у пивника - есть ли пиво: «Наверно, в доме кто-то горит». Я увидел в это время, и все увидели в окне мальчишку лет шести-семи…

- Тут твой герой выскочил из толпы…

- Мой герой как раз возвращался с работы. Услышал он голос мальчишки, растолкал толпу - и к двери. Все так и замерли… «Пропадет человек не за понюх табаку»,- сказала какая-то сердобольная старушка. Не пропадет, думаю. Сам же не догадываюсь пойти на помощь… Тут показался он возле мальчишки в окне, схватил его и скрылся в глубине комнаты, за пламенем… Мы ждем. Одну минуту. Две минуты.

Три… Его все нет. Ну, больше я не мог стоять - нервы нё выдержали. Рванулся к двери, вбежал в коридор и наткнулся на них. Лежали на полу… Оба.

- Значит, ты тоже герой?- криво усмехнулся Евгений Константинович.

Борис не ответил. Он помолчал немного и тихо досказал:

- Сейчас они в больнице. Слышал, что поправляются…

Я не ходил к ним. Не нашел времени… Теперь уже не схожу.

Да и не пошел бы, пожалуй, если бы и отпустили. Недостоин видеть такого человека… Да, это человек. Снастоящей большой буквы,-Голос у Бориса дрогнул.-Не чета вам, гражданин Бобров. Вы так… Соучастник наших грабежей.

- Что?-сорвался с места Евгений Константинович.

Борис встал, сжал в руках кепку.

- Я могу идти?

Евгений Константинович остановился. «Пожалуй, сейчас не до счетов с этим сопляком,- подумал он.- Надо сначала оправдать Женьку. Оправдать во что бы то ни стало. Иначе и мне конец…»

- Послушай, Боря, ты, наверно, не представляешь, чем все это может кончиться.

- Почему не представляю,- сказал Цыбин.- Прекрасно представляю. Я отбуду наказание, возвращусь домой и начну новую жизнь. Без Женьки. Если он, конечно, не станет честным человеком. Без водки… Это не так трудно. Советую и вам пересмотреть свое отношение к жизни… Я думаю, что нам больше не о чем говорить.

Борис нахлобучил кепку на голову и, не прощаясь, вышел.

Каримов взглянул на Воронова, сидевшего напротив, невольно позавидовал, увидев на его лице густой загар. «Молод Алексей! Силен. Хорошо чувствовать себя сильным. Невыполнимых желаний, кажется, нет. Дерзай!»

- У тебя все готово к собранию?

- Все, Азиз Мурадович.

- Я рад, что дело окончилось именно так… Азимов придет на собрание?

- Обещал прийти.

Глаза Каримова потухли, на лбу пролегли две глубокие складки.

- Как он?

- Как и прежде. Живет только ее жизнью…

- Эго часы… Если не минуты.

- Да, она уже ничего не узнает. Правда, утром, когда пришла Клара, сознание на секунду возвратилось к ней.

- Печально…

- Я вот о чем думаю. Не пора ли применять более жесткие меры? Сколько можно уговаривать убийц? Год? Десять? Тридцать? На моих глазах умерла Наташа Вельская - от руки рецидивиста Ягодкина. Ей не было еще тридцати. Только начинала жить. У нее осталась больная мать. У нее остался любимый человек… Что мы сказали им?.. Мы пришли в этот мир, чтобы навеки вечные установить в нем справедливость и любовь. Почему, скажите, мы должны нянчиться с теми, кто упорно мешает нам в этом? Нет, я не ратую за то, чтобы рубить с плеча. Надо выяснить степень виновности, причину, вызвавшую преступление. Если же виновность установлена, то церемониться нечего. Прощать убийство нельзя!