Станислав Родионов - Глубокие мотивы: повести

Видимо, она оступилась, поэтому была вынуждена чуть прильнуть к его плечу. Он легко сжал её ладонь и добавил:

— Кроме вас.

Парк неожиданно кончился, и они вышли к главному входу, где городская вечерняя жизнь бросилась им в глаза рекламой, машинами и толпой.

— Нам пора ужинать, — весело объявил он.

— Я знаю за углом молочное кафе.

— Неужели вы думаете, что геологи ужинают в молочном кафе? Какой у вас в городе самый лучший ресторан? «Астория»? Не спорьте!

Она кивнула. Он повернулся к длинному ряду цветочниц и крикнул:

— Тётки, у кого самые лучшие цветы?

Те бросились к ним и окружили благоухающим кольцом. Он набрал громадный букет, который положил ей на руку, как пальто. Небрежно расплатившись, схватил Марину за локоть и потащил к стоянке такси.

— Тут можно и автобусом, — слабо возразила она.

— Я никогда не езжу на автобусах.

В такси она сидела, как невеста после дворца, — до плеч в цветах. Он смотрел на неё сбоку, мял пальцами сигарету и не решался закурить, чтобы не спугнуть благоухания.

— В ресторане я вам что-то сообщу, — пообещал он.

Через десять минут такси остановилось. Он выскочил первым и открыл ей дверцу. Швейцар сделал под козырёк. В вестибюле сидели две девушки с парнями и толпились какие-то иностранцы. Она сразу заметила, как женщины бросили внимательные взгляды на её спутника, который даже здесь выделялся.

Посреди вестибюля он остановился. Марина вопросительно глянула. Он положил руки на её плечи и вдруг сильно прижался, смяв все цветы. Она тут же почувствовала запах одеколона и его крепкие губы на своих губах…

Оторвавшись, он громко сказал на весь вестибюль:

— Марина, я делаю тебе предложение. При свидетелях.

Неожиданные свидетели улыбались.

От заведующего загсом он вышел минут через пять, улыбаясь сжатыми губами.

— Резолюция есть — через неделю.

— Чем ты его убедил?

— Романтической историей. Геолог и стюардесса. Он в лесах, она в небесах. Я ему сказал: и не спорьте!

Марина засмеялась. Он подхватил её под руку и увлёк на улицу, где остановил первое же такси. Она представила его в экспедиции, лезущего на скалы, сквозь какие-нибудь дебри, через потоки и пропасти. Люди его слушались. Вот и такси сразу остановилось. Видимо, с ним любили работать женщины, которые в наше время стосковались по истинным мужчинам.

Неуёмная радость заколотилась в груди быстрыми сердечными ударами. Марина положила руку ему на колено:

— Миша, кажется, я тебя люблю.

— Невеста и должна любить жениха, — деловито согласился он.

— А куда мы едем?

— На почту за деньгами. Должен быть перевод. Я запросил в бухгалтерии довольно-таки круглую сумму.

— Зачем круглую-то? — хозяйственно заметила она.

— Да ты что, Мариночка?! Во-первых, я замышляю две свадьбы. Одну здесь, для твоих друзей и родственников, а вторую — в Хабаровске. Кольца, платье и тому подобное. А в октябре свадебное путешествие на Кавказ, на бархатный сезон. И не спорь!

Таксист повертел зеркальце, рассматривая их. Его одолевало любопытство. Счастье не горе — всегда притягивает.

— Разреши закурить? — спросил Михаил.

Она запоздало кивнула. Этот вопрос вызывал замедленную реакцию — не привыкла. Он щёлкнул зажигалкой, откинулся на сиденье и мечтательно заговорил:

— Поедем в Хабаровск. Тебе в моей квартире понравится. Знаешь, чем угощу? Настойкой женьшеня…

— На спирту? — не выдержал шофёр.

— На портвейне, — строго ответил Михаил и подмигнул ей. — Товарищ, следите за дорогой.

Шофёр замолк до конца пути.

— Я угощу тебя диким виноградом. Кислятина отменная. Угощу настойкой из пантов. Напою чаем с лимонником. Вместе поймаем на Уссури черепаху и сварим суп. А знаешь, какая глыба хризопраза лежит на моём письменном столе?

Она не знала. Она и хризопраза никогда не видела.

— Это причудливое сплетение зелёного и белого кварца. Представляешь? Не спорь, ты представляешь!

Такси остановилось. Михаил расплатился, и они направились к почте.

— Я подожду на улице, — сказала она.

— Пойдём-пойдём. Привыкай всё делать вместе.

Он подошёл к окошку и спросил перевод. Но ему протянули телеграмму. Михаил глянул на неё, плотно сжал губы и уставился в плакат денежно-вещевой лотереи.

— Что-нибудь случилось? — спросила Марина.

Он протянул телеграмму: «Такую сумму можем выслать только октябре бухгалтер Скворцов».

— Не чертовщина ли, а? — Он скомкал телеграмму и швырнул в корзину.

Она впервые видела его таким: плечи провисли, глаза стали узкими и недобрыми, сухо стянулись загорелые щёки.

Миша, у меня ведь тоже есть деньги.

— Какие там у тебя деньги! — усмехнулся он.

— Тысяча рублей на книжке. Хватит?

Он внимательно посмотрел на неё, что-то прикидывая.

— Верно. На свадьбу здесь хватит. А поедем в Хабаровск, там получу на месте. Маленькая моя стюардесса выручает незадачливого жениха.

— Идём в сберкассу?

— Конечно идём. Времени до свадьбы почти не осталось.

В сберкассе она отдала ему деньги — как-то сразу и молчаливо решилось, что всё организовывать будет он.

Вечером Михаил переехал к ней.

Через двое суток Марина возвращалась из рейса. Михаил стоял в стороне от людей, прижимая к груди нежно-огненный букет гладиолусов. Самолёт где-то прокатился уже по земле и пропал. Затем выехал из-за ангара, жутко ревя двигателями. И сразу затих. Из тёмного его чрева спускались люди, везли багаж, галдели встречающие…

Когда чуть поутихло, от самолёта к зданию аэропорта двинулась компактная группа людей в синих костюмах с дорожными портфелями в руках. В центре рослых лётчиков легко шла Марина. Перед зданием аэровокзала молодой лётчик подержал её за руку и поцеловал в щёчку. И она побежала к Михаилу, цокая каблуками по бетонным плитам.

Ей показалось, что его губы твёрже обычного. В такси она испытующе ловила взгляд Михаила, но тот молчал, вперившись в затылок шофёра. Потом закурил, впервые не спросив разрешения. При водителе она спрашивать ни о чём не стала.

Как только вошли в квартиру, Марина бросила сумку на диван и положила руки ему на плечи:

— Миша, что-нибудь случилось?

— Ничего, — буркнул он, снимая её ладони.

— Я же вижу.

Он нервно прошёлся по комнате. Закурил вторую сигарету, раз пять безуспешно щёлкнув зажигалкой.

— Миша…

— Что Миша?! — крикнул он, подскакивая к ней. — Ты с одним целуешься или со всем экипажем?

Она облегчённо улыбнулась:

— Глупый, это же дружеский поцелуй. В щёчку.

— В щёчку?! — чуть не взревел он. — Это при всех в щёчку! А что там, наедине, в самолёте?

— Нельзя из пустяков делать выводы…

— Пустяк? Ах вот что — пустяк! — Он почти касался своим носом кончика её носа, глаза в глаза. — Мне ни к чему жена, которая целуется с каждым и всяким!