Игорь Шинкаренко - Мистерия в парижском омнибусе

—

Но, мой отец, — сказала, улыбаясь, мадемуазель Аврора, — мы пришли к месье Амьену вовсе не за тем, чтобы устанавливать родственные связи этих Романо, и так как вы забываете об этом сказать, я сама желаю ему напомнить, что он нам обещал показать достопримечательности своей мастерской, и я прошу его это сделать, поскольку пока что кроме итальянки в красной нижней юбке, распластанной на зелёном диване, я ничего примечательного не увидела.

И Аврора отвесила Полю Амьену явный поклон, который был рад его получить, но тон, которым девушка произнесла слова, касающиеся Пии, дошёл до него не сразу и шокировал его своей грубостью.

Чёрствость, почти жестокость, ироничная манера, с которой она обсуждала бедную девушку… Пия не заслуживала такого презрения.

Она не была ни горда, ни насмешлива, эта Пия, и её не в чем было упрекнуть за столь внезапный уход. Она лишь страдала и терпела, ни на что не жалуясь и безмолвно любя своего благодетеля.

Прекрасная Аврора, напротив, демонстрировала больше уверенности, чем чувствительности, и если она соизволяла показать, что Поль Амьен ей нравился, то при этом совершенно не беспокоилась о том, что её слова могут ранить чувства Поля, ведь она говорила таким тоном о девушке, судьбой которой он, вполне очевидно, интересовался.

Художник был благороден и у него было большое сердце, поэтому он не смог удержаться от мысленных сравнений девушек, результат которых оказался совсем не в пользу богатой наследницы крупного состояния. Но Аврора была настоль красива, что он был готов простить ей её недостатки.

—

Мой Бог, мадемуазель, — сказал Поль, прилагая усилия, чтобы грациозно ответить на её любезные, в какой-то мере, слова, — я боюсь, что был нескромен, когда говорил вам, что в моей мастерской есть какие-то исключительные ценности. В надежде встретить вас здесь я позволил себе рассказать вам о чудесах… которые не существуют. Здесь у меня только эскизы, наброски, этюды… всякое старье, которое я собрал в римской провинции во время учёбы… несколько полуистлевших обрывков старых гобеленов, инкрустированная слоновой костью мебель… чрезвычайно ветхая… У месье вашего отца аналогичная коллекция намного красивее и обширнее.

—

Но ваши картины, наш дорогой мэтр, — воскликнул месье Дюбуа, — мы специально пришли, чтобы ими восхититься.

Он был в восторге от того, что с его языка слетели эти слова: " Дорогой Мэтр", потому что это выражение не для буржуа.

Верро, который внимательно наблюдал за этой сценкой, намереваясь потом посмеяться над происходящим, понял это намерение, и закусил себе губы, чтобы не рассмеяться.

—

Мои картины не заслуживают того, чтобы ими восхищаться, — скромно сказал Амьен, — но я был бы счастлив их вам показать. К сожалению, я не могу их хранить у себя по той простой причине… что я их продаю.

—

Вы их продаёте даже очень хорошо, и я вас с этим поздравляю, — воскликнул месье Дюбуа. — Ваше состояние в кончиках ваших пальцев, а живопись сегодня-королева профессий. Если бы у меня был сын, я из него сделал бы художника.

—

Хм! — хмыкнул Верро, — а накладные расходы. Краски бесценны. Цена на них чудовищна. Месье, я разорился на тер де Сьене

2

и жён де хроме

3

.

—

Ах! Месье — тоже художник?

—

Я льщу себя этим. Я стал им с самого нежного детства. Мне судьбой, уже при рождении, было предначертано стать художником. Поэтому у меня никогда не было учителя. Я — ученик природы. Поль, представь меня, наконец.

—

Жак Верро, мой школьный товарищ и друг, — прошептал Амьен, который много бы дал за то, чтобы этот вечный студент немедленно испарился из его мастерской.

—

Очарован знакомством с вами, месье, — серьёзно произнёс месье Дюбуа. — Пишите ли Вы портреты?

—

Я пишу и крашу все… все за исключением вывесок… хотя, если бы меня об этом попросил какой-нибудь несчастный коммерсант, я бы рискнул опозорить мою кисть. Но если бы мне оказали честь увековечить черты мадемуазель, вашей дочери, зафиксировав их на холсте, я уверен, что создал бы шедевр.

Этот комичный комплимент сильно разозлил Поля, хотя со стороны не казалось, что Верро не понравился мадемуазель Авроре, которая вознаградила его улыбкой.

—

У вас есть по крайней мере одна картина, — сказала мадемуазель Дюбуа, обращаясь к Амьену, — та, которую вы заканчиваете сейчас для Салона. На нее запрещено посмотреть?

—

Нет, конечно, — быстро ответил художник. — И я вам клянусь, мадемуазель, что если бы мне улыбнулось счастье и картина вам понравится, то для меня уже не будет не иметь никакого значения, если жюри Салона отвергнет мою работу.

Отец и дочь сели перед холстом, и месье Дюбуа воскликнул:

—

Смотри, вот та самая итальянка, которая потеряла свою сестру. Вы можете хвалиться, мой дорогой, вы поймали сходство. Это поразительно.

—

Я нахожу, что вы, месье Амьен, ей льстите, — в свою очередь сказала мадемуазель Дюбуа. — У неё, конечно, красивые глаза, но нижняя часть лица испытывает явную нехватку изящества. И если уж я осмеливаюсь говорить всё, что думаю, то добавила бы, что народность, которую предоставляет модель, грешит отсутствием изысканности.

—

Это-то, что я повторяю каждый день Амьену, — воскликнул шутливо Верро. — Мы упорствуем в наших привычках, привозя к нам в Париж из года в год жительниц Рима, произведённых специально для экспорта, и крутим одну и ту же, образно выражаясь, всем уже порядком надоевшую мелодию. Если бы Рубенс хотел нарисовать пастушку, сидящую у подножия гробницы Сесилии Метеллы, он просто взял бы красивую фламандку, и цитадель Антверпена была бы на месте гробницы. Ах! Дорогой Поль, если бы мадемуазель твоя гостья согласилась позировать вместо Пии, ты сделал бы настоящую картину, грандиозную и оригинальную, отличающуюся от всего, что выставляется в Салоне.

—

Но, — сказала прекрасная Аврора, — предполагая, что я на это соглашусь, месье Амьен не согласился бы, я опасаюсь, стереть со своей картины изображение этой девушки. Если он её выбрал, то это потому, что она ему нравится.

Амьен почувствовал, что от ответа, который он даст на этот вопрос, зависел успех проекта, который ему был дорог. Мадемуазель Дюбуа смотрела на него глазами, которые ясно говорили: если вы желаете жениться на мне, вы пожертвуете этим холстом и итальянской натурщицей.

Не то чтобы у неё было намерение на практике применить нелепые идеи Верро… у Авроры хватало вкуса, чтобы не заставлять художника изображать её пастушкой из Абруццо, но она хотела подвергнуть своего будущего мужа испытанию.

Отнюдь не модель ей не нравилась, а женщина, эта бедняжка Пия, чья несомненная красота так резко контрастировала с её собственной.