Игорь Шинкаренко - Мистерия в парижском омнибусе

—

Почему бы нам не оказаться на его месте и не получить все наследство?

—

Молодец! Вот мы и добрались до главного, наконец! Если мы сможем заставить Пию отказаться от наследства, то тогда уже будет совсем легко убедить её завещать все её деньги нам. И именно этой цели мы должны добиться. Но, чтобы её достичь, нам потребуются большие средства и немалые усилия.

—

Какие?

—

Вначале… нам придётся оставить Париж вместе с нею.

—

Это как раз будет нетрудно… кажется, она сама хочет возвратиться к себе домой в Италию. Софи Корню слышала, как она говорила художнику: «Я не хочу позировать больше, я хочу в Субиако.»

—

Очень хорошо. Мы её сопроводим в Италию.

—

В каком качестве?

—

В качестве друзей, черт возьми! Ты заработаешь её доверие, предложив избавить от дорожных расходов. Я предполагаю, что она не купается в золоте. Ты ей расскажешь, что имеешь намерение провести два года в Риме в связи с проблемами со здоровьем, и ты нуждаешься в компаньонке, говорящей на итальянском языке, и что ты обращаешься к ней, потому что хозяйка квартиры, в которой жила её сестра, тебе её рекомендовала. Ты добавишь, разумеется, что уезжаешь вместе с твоим мужем, так как я совершу это путешествие вместе с вами.

—

Ты бросишь все свои дела?

—

У меня нет ни одного, которое могло бы принести мне столько денег, как это. И впрочем, очень хорошо, что мы оставим Париж на какое-то время. Я опасаюсь болтливости и любопытства Верро, и я боюсь Амьена. Если он все-таки нас выследит и обнаружит, что мы живём вместе, он вспомнит и события в омнибусе и нас в нем. И сопоставит все события и лица. Он вполне в состоянии сделать это. А через два года несчастный случай, приключившийся с Бьянкой Романо уже забудется, станет старинной историей.

—

Как! Мы останемся в Италии на два года?

—

На два или три года, а может и больше, если потребуется. Мы там останемся до тех пор, пока малышка не отпразднует вместе с нами день рождения, на следующий день после которого она получит право подписывать имеющие юридическую силу документы, то есть своё восемнадцатилетние.

—

И ты веришь, что к этому времени её посетит идея составить завещание?

—

Это я беру на себя. И кому она может оставить все своё имущество, если у неё нет родителей… и никаких родственников? Только нам, ведь за это время мы должны стать её семьёй.

—

Хорошо! Но она моложе нас, и проживёт дольше нас, вполне вероятно?

—

Я в это не верю, — рассмеялся Бланшелен. — Ты забываешь, что этот идиот Верро отдал мне булавку, которую ты потеряла.

Он не производил респектабельного впечатления, этот доходный дом, где отец Лоренцо селил своих пансионеров, на улице Дефоссе-Сен-Бернар. Это было старое и чёрное шестиэтажное сооружение, намного более высокое, чем широкое, и беспорядочно пронзённое узкими окнами, из которых ни одно размерами не совпадало с соседними. Своим фасадом, позеленевшим от дождей, и задушенным двумя зданиями гораздо лучшей внешности по краям, дом походил на кусок заплесневелого пирога.

Жители входили в этот барак через тёмную аллею, которая приводила во влажный и плохо освещённый двор, похожий на дно колодца.

На цокольном этаже, было два помещения. В одном располагался кабачок, дверь которого напрямую выходила на улицу, так что Лоренцо имел возможность заманивать к себе прохожих дешёвым алкоголем, другое служило столовой для натурщиц и натурщиков, которые нашли пристанище у этого пройдохи.

Вечером, с наступлением темноты, и утром, на рассвете, там можно было встретить за столами пёструю компанию, состоящую из калабрийских разбойников и крестьянок из Абруццо. Были там целые семьи, начиная от старца с седой бородой до маленьких девочек в возрасте четырёх лет, сидящих на коленях пышных матрон.

Там говорили на диких местных диалектах Апеннин, выдыхая при этом запах чеснока и табака, который можно было чувствовать вплоть до Ботанического сада.

Все они засыпали по ночам в своих комнатках, устроенных, как монастырские дортуары, и жили в довольно хорошем взаимопонимании. Свары, заканчивающиеся ударами ножом случались там редко, хотя ссорились жильцы его дома частенько.

Отец Лоренцо дисциплинировал своих арендаторов, и внушал им уважение и благоговейный ужас. Ещё сильный, несмотря на свои шестьдесят пять лет, этот человек не спускал ни насмешек в свой адрес, ни задержек в платеже арендных выплат. Он ежедневно занимался своим доходным домом и пристраивал его жильцов на работу уже на протяжении пятнадцати лет, и никогда у него не было проблем с французской полицией. А между тем, в давние времена отец Лоренцо возглавлял банду разбойников, которая промышляла грабежами путешественников и владельцев доходных мест в окрестностях Террачины в Италии.

Но деньги меняют людей. Накопив этой профессией порядочный капитал, и узнав, что его голову в Римских краях оценили в кругленькую сумму, отец Лоренцо вдруг прямо средь бела дня испытал отвращение к ночёвкам под открытым небом под звёздами и питанием сырыми каштанами.

И так как он был честолюбив, вместо того, чтобы спокойно отойти от дел, отец Лоренцо совершил переход к Неаполю и сел на пакетбот до Марселя, откуда добрался в Париж, чтобы его сбережения начали плодоносить.

Бог благословил его усилия. Предприятие, которым он управлял, процветало. Отец Лоренцо купил здание с побочными доходами, которые он получал, принимая и кормя своих соотечественников. И пансионеры не обходили стороной его заведение, так как у него были корреспонденты во всех деревнях на юге Италии, да и сам он время от времени туда наведывался, вербуя постояльцев.

Это был, впрочем, совсем неплохой человек. Отец Лоренцо открывал разумные кредиты, и даже просто безвозмездно предоставлял маленькие суммы моделям, временно оставшимся без работы. Он брал также на себя труд найти им эту работу, и ему это всегда удавалось, поскольку он был вхож в ателье почти всех художников, а когда модель уже исчерпала свои возможности, попозировав уже везде, где только можно, он за свой счёт отправлял её на родину.

Именно к нему Амьен в своё время обратился относительно жилья и содержания Пии.

И так как сделка, предложенная художником, была очень выгодной для Лоренцо, этот честный бандит отнёсся к девушке с бесконечными уважением и вниманием.

Он даже привязался к ней, и мог рискнуть своей жизнью, чтобы защитить её, если бы он заметил, что какой-нибудь негодяй близко приблизился к ней, или, не дай-бог, оскорбил бы её.

И Пия приспособилась, не испытывая никаких неудобств, к жизни в этом гадком караван-сарае, где бы не захотела поселиться даже самая бедная парижская работница.