Владимир Мильчаков - Таких щадить нельзя

Бубенец бегом кинулся в сени. Алексей, укладывая в полевую сумку бумаги, слышал через неплотно затворенные двери радостные возгласы женщин и взволнованный голос Дмитрия, повторявшего:

— Поверил… честное слово, поверил, что я не виноват!..

— На вашего мужа, Евгения Семеновна, и на вашего зятя, Екатерина Васильевна, падало очень тяжелое обвинение, — несколько официально начал Кретов, когда радостно взволнованные женщины вошли в комнату. — К счастью, это обвинение не подтверждается. Пока можно с уверенностью сказать только одно, что участие вашего супруга и зятя в убийстве товарища Лобова не доказано. Но поведение его особенно в ночь убийства вызывает подозрение, заслуживает резкого осуждения. Дмитрию Ивановичу надо круто изменить свое поведение, а вы обе должны помочь ему в этом.

— Да я… — начал было Бубенец.

— Ладно, — прервала его Екатерина Васильевна. — У нас разговор будет свой, семейный. А вам, товарищ, большое от всех спасибо за то, что правильную линию взяли, не по пустой видимости, а по правде разбираться начали. Большое спасибо!

Женя ничего не могла сказать, но ее большие, сияющие от счастья глаза смотрели на Кретова с такой благодарностью, что майору стало неловко, и он торопливо начал прощаться.

Полковник Турин запаздывал со службы. Анна Павловна, жена полковника, очень беспокоилась. Уже давно поспел так любимый Петром Фомичом борщ, а его все нет. Котлеты, которые сегодня удались на славу, остынут, а у подогретых котлет и вкус не тот, и сочность пропадает.

Анна Павловна позвонила по телефону в кабинет мужа, но ответа не дождалась. Тогда она набрала помер дежурного но штабу округа, где уже шестой год работал полковник Турин. Дежурным по штабу оказался незнакомый ей офицер. Узнав, с кем он разговаривает, офицер коротко сообщил, что полковник Турин сейчас находится в почетном карауле, и когда освободится, неизвестно. Почетный караул стоит не в помещении штаба военного округа.

Анна Павловна окончательно расстроилась. Что это за безобразие! Петра Фомича направляют в караул, как будто он сержант или лейтенант. Смутно представляя, чем отличается почетный караул от обычного, Анна Павловна решила, что Петру Фомичу предстоит бессонная ночь и всевозможные хлопоты с этим самым караулом.

Полковница не любила, когда случайные, посторонние события нарушали налаженный ритм семейной жизни. Где-то и когда-то Анна Павловна вычитала, что секрет долголетия, секрет сохранения сил и цветущего вида коренится в правильной, размеренной жизни. А основным признаком такой жизни, как поняла Анна Павловна, было регулярное и своевременное принятие пищи. Нужно признать, что ей не только удалось наладить эту разморенную жизнь, но и исподволь приучить к ней своего довольно беспокойного мужа. Петр Фомич выше всего и важнее всего считал свою работу. Это был прирожденный солдат, храбрый офицер и способный штабист. Он не то чтобы не ценил квартирный уют и спокойствие, а просто считал, что уют должен помогать работе. Анна Павловна же считала, что наоборот, работа должна обеспечивать уют. Петр Фомич не хотел спорить с женой по такому, как ему казалось, пустячному, непринципиальному вопросу.

Звонок у двери прервал размышления Анны Павловны. Несмотря на свой более чем сорокалетний возраст и полноту, она моментально очутилась в прихожей. Но оказалось, что звонил не Петр Фомич. В прихожую вошел сын Гуриных, девятиклассник Костя, Костюнчик, как привыкла называть своего единственного ребенка не чаявшего в нем души Анна Павловна.

— Что это вы, — попеняла сыну расстроенная мамаша, — договорились с отцом опаздывать к обеду?

— Разве папы еще нет? — удивился Костюнчик.

— Нет. Он в караул назначен.

— Папа? В караул?!

— Ну да, в караул! Я сама возмущена до глубины души, — раздраженно говорила Анна Павловна, проходя вслед за сыном в его комнату.

Полковник Гурин занимал большую и удобную квартиру. Хотя семья состояла всего из трех человек и приходящей домработницы, в распоряжении Турина было четыре комнаты. Самая просторная из них была отведена под столовую, которую Анна Павловна почему-то называла гостиной. Впрочем, и спальню она называла не спальней, а будуаром. Имел свою отдельную комнату и Костюнчик.

Любой, заглянувший в комнату юного Турина, сделал бы вывод, что ее хозяин всесторонне развитый и очень интересный человек. Об этом убедительно рассказывали три больших шкафа, битком набитые книгами, и другие предметы, находившиеся в комнате. Так, например, на стене, над широкой ковровой кушеткой, служившей

Костюнчику кроватью, висели две скрещенные рапиры и маска. Чуть ниже поблескивали черной кожей боксерские перчатки. Кроме письменного стола, в комнате стоял еще маленький столик. Он полностью был завален бесчисленным количеством панелек, конденсаторов, сопротивлений, ламп, трансформаторов, проводов и прочих радио- и электродеталей. На широком подоконнике горбился микроскоп и валялось несколько кассет от фотоаппарата. Сам фотоаппарат в желтом кожаном футляре висел на дверце одного из книжных шкафов. На письменном столе грудились учебники и тетради. Вместо письменного прибора поблескивал лаком и никелем изящный приемник «Звезда».

Однако было бы ошибкой думать, что хозяин комнаты, кроме учебы и чтения, увлекается фехтованием, боксом, знает радиодело и любит путешествовать с фотоаппаратом на боку. Также глубоко ошибся бы и тот, кто решил, что Костюнчик, стремясь углубить свои познания невидимого простым глазом мира, проводит долгие часы, склонившись над микроскопом. Все эти предметы, от рапир до микроскопа, были следами случайных и кратковременных увлечений Костюнчика.

Под влиянием безмерно обожавшей его матери Костюнчик чуть ли не с пеленок привык считать себя особо одаренным ребенком. С раннего детства Анна Павловна уверяла Костюнчика, что он не похож на других детей — своих сверстников, что он лучше их, красивей и умней. Она прививала сыну уверенность в ожидавшем его светлом и безоблачном будущем, в высоких наградах и всеобщем преклонении перед его, Костюнчика, исключительной одаренностью. И Костюнчик поверил матери. Ведь так приятно считать себя одаренной личностью. Он и в самом деле от природы был наделен хорошей памятью и способностями, свойственными любому ребенку его возраста. Но над тем, для чего ему даны эти способности, Костюнчик не задумывался и развивать их не пытался. Трудиться он не любил. Ему казалось, что мать права, что успех придет к нему сам по себе, так же, как приходит к человеку физическая зрелость, и ждал этой поры.

Года полтора тому назад, посмотрев кинокартину «Фанфан Тюльпан», Костюнчик захотел изучить фехтование. Случайное увлечение подогрел рассказ сведущих людей о том, что хороший фехтовальщик простой крепкой палкой может отбиться от нападения пяти- шести человек. Костюнчик рьяно взялся за дело. Но уже первые попытки овладеть этим благородным искусством охладили юношу. Оказалось, что умение молниеносно наносить и парировать удары приходит только после долгой и очень тяжелой тренировки. От первого же серьезного занятия у Костюнчика заболел каждый мускул, каждая косточка. С тех пор рапиры спокойно пылились и ржавели на стене над кушеткой.