Николай Леонов - Шакалы. Роман

— А за что его можно арестовать? Тебя арестовать, его арестовать. Ты, Игорь, совсем запутался. Давай, парень, поспим, лету еще два часа. — Гуров повернулся на бок, пытаясь устроиться поудобнее.

— Слушайте! — Игорь вцепился в плечо Гурова. — Меня контузило, но я не идиот! Правда, эти таблетки… Они помогают, потом хуже становится и память отшибает.

— Как тебя в армию призвали, помнишь? — Гуров сел прямо, закурил.

— Отлично! Чего тут не помнить?

— Вот и рассказывай, как тебя в армию призвали, где служить начал, о контузии, все по порядку.

— Долго говорить.

— А нам и лететь долго, давай, Игорек, рассказывай.

Когда самолет с оперативниками только прогревал двигатели, лайнер с Президентом и его свитой уже приземлился в Шереметьеве.

Генерал Коржанов говорил по телефону, точнее, кричал:

— Ты начальник службы безопасности или полный мудак? Через три минуты после отъезда с митинга взрывается соседний дом! И ты мне толкуешь про утечку газа? Я тебе скажу, что у тебя утекло и куда.

Некоторое время генерал слушал начальника ФСБ, затем снова заговорил:

— Я про экспертизы слушать не хочу, вы не служба безопасности, а свора жуликов и дилетантов. Менты? Обыкновенная уголовка знала, а вы и понятия не имели! Откуда мне известно? Да они в городе рыскали, якобы своих уголовников искали. Вот и считай, в один день и час в город прилетает Сам, тут же появляются сыскари угро, и моментально скапливается газ… И бомж закуривает… Ты глупее ничего придумать не можешь? Так доложили? — Коржанов опустился в кресло, выслушал абонента, тяжело вздохнул. — Ты прав, скандал сейчас ни к чему, утопи эту историю, я позже разберусь.

Генерал положил трубку, в календаре написал «Гуров» и поставил три восклицательных знака.

Загорелось табло: «Не курить. Пристегнуть ремни». Гуров погасил сигарету, пристегнулся, выждал, пока пристегнется Игорь, сказал:

— Что я могу сказать? Ничего. Только затертые слова, мол, ты молодой и жизнь впереди. Тебе, Игорь, не виновных следует искать, а здоровье души, опору найти. Друзья остались?

— Были. Семен Петрович разогнал.

— Он разогнал, а я соберу. — Гуров вынул из кармана блокнот и ручку. — Пиши имена, телефоны, что помнишь. Ты из аэропорта в госпиталь поедешь. Я завтра до твоих дружков дозвонюсь, пришлю, через денек сам наведаюсь. Не пропадем, что-нибудь придумаем.

— В госпиталь? — Игорь напрягся. — Зачем?

— А ты куда хочешь? Ты утверждаешь, у тебя крыша еще не поехала. А коли она на месте, должен понимать: тебя наркотиками кормили, необходимо вылежать, очиститься. Встанешь на ноги, будем думать.

— Да кто вы такой будете?

— Человек. Зовут Лев Иванович. Остальное скажу, когда будешь здоров.

— Слушай, Станислав, трудно с Гуровым работать? — спросил Котов.

— Трудно. Часто чувствуешь себя недоумком. И гордыня в Гурове великая, давит, но он от того и сам мучается, старается быть проще, да лишь хуже получается. — Крячко отложил журнал, задумчиво посмотрел в окно. — Я сколько его знаю, а стараюсь особо не вникать, мозги своротишь. Вот человек, спас жизнь первого лица, возможно, повлиял на предстоящие выборы, на жизнь всей России. Как ты, Гриша, полагаешь, о чем он сейчас думает, как себя чувствует? Он, Лев Иванович Гуров, лучший сыщик России и совершил подвиг? Ни хрена. Что он лучший сыщик, убежден давно, и ему это неинтересно. Президента Гуров не любит и о нем вообще не думает. Как я понимаю, он о прошедшем вообще не рассуждает, прошло и забыто. Гуров сейчас прикидывает, как вывернуться из-под Коржанова, а в самой глубине перебирает четки, раскладывает пасьянс, в центре которого Георгий Иванович Тулин.

— Кто такой? — поинтересовался Нестеренко.

— Профессионал, который чудом не грохнул Гурова в Троицком.

— Так он же в камере, он убийца, и чего о нем думать? — удивился Котов.

— Для нас с тобой, Гриша, Тулин лишь человек, пытавшийся совершить убийство. Человек, связанный с коррумпированным чиновником или большим генералом. Потому мы с тобой лишь оперы, хорошие, умные, ловкие, но лишь оперативники. А он — Лев Иванович Гуров, который на любом ковре чувствует себя как дома. И я чую, что Лева на Тулина прицелился. У того статья пустяковая — хранение оружия. Тулин — «афганец», орденоносец, его вывести из уголовного дела просто. А он умен, силен, со связями в верхах, такой помощник на вес золота.

— Так это можно и тигра поставить хату охранять, — усмехнулся Нестеренко. — Только неизвестно, кого он раньше сожрет.

— Тебе, Валентин, Грише и мне, грешному, неизвестно, потому мы и держим на привязи собак. А Гурову известно, и тигру, которого приручат, тоже ясно, кого можно трогать, кого нельзя. Ты полагаешь, Лев Иванович до всего своим умом доходит? Случается, как сейчас произошло. Но главная его сила в агентуре, не такой, что, прикусив язык, с испугу донесение пишет. А в кумовьях, приятелях, соседях, свояках, в огромном количестве людей, считающих за честь Гурову помочь. И он денно и нощно озабочен, чтобы армия эта пополнялась. И чует мое сердце, что Георгий Тулин сегодня для Гурова первейший новобранец.

— Человек, который его чудом не убил, — вставил Котов.

— Потому, с точки зрения Гурова, и наиболее ценный. Когда человек цельный и долгом повязанный, считай, в кандалах. Я таких у Льва Ивановича знаю. Он порой к человеку год или два не обращается, в критический момент, когда мы с тобой ушами хлопаем, Гуров только телефонную трубку снимет, скажет человеку, мол, просьба к нему, и человек все бросит, но просьбу выполнит.

Станислав болтал, не придавая своим словам значения, развлекал слушателей, хвастался своим необыкновенным другом и начальником. Неожиданно Крячко подумал, а вдруг Лева, с него станется, действительно решит завязать отношения с Тулиным? Безумно, конечно, но если такая мысль появилась у него, Станислава, то она давно поселилась в голове шефа. А тогда чего трепаться, позор, да и только. Он решил разговор круто свернуть, надо, чтобы в головах оперативников засели последние слова начальника.

— Все это ля-ля, лапша вам на уши, — рассмеялся Станислав. — На самом деле в данный момент, сто против рубля, Гуров решает, куда поместить Игоря Смирнова и что с парнем делать в дальнейшем.

Самолет тряхнуло, он коснулся посадочной полосы.

Дверь квартиры открыла Мария, одетая по-домашнему, но парадно, на высоком каблуке. Сыщик мог поклясться, что Маша надела туфли, лишь услышав звонок.

— Здравствуй, дорогая. — Он поцеловал женщину в щеку.

— Здравствуй. — Она посторонилась, освобождая проход. — Раз уж явился, заходи!

Гуров ощутил знакомый запах духов и дома, почувствовал, как из него выходит воздух. Так бегун на длинную дистанцию «кончается», пересекая линию финиша. Сыщик закрыл и запер дверь, обнял Марию, слегка покачнулся.