Владимир Колычев - Блатные псы

– А смысл в этом есть? – спросил Ожогин.

– Почему нет?

– Ну, назовет Нестроев фамилию Никиткина, дальше что? При первой же возможности он откажется от своих показаний…

Одинцов кивнул. Тот же Сколков уже приходит в себя, не сегодня завтра он пожалуется адвокату, тот накатает телегу в прокуратуру, будут приняты меры. Возможно, Сколкова переведут в другой изолятор или даже выпустят под залог.

А в случае с Нестроевым меры будут приняты еще на стадии этапа в СИЗО. Никиткин примет все меры, чтобы он не попал на съедение Лукомору. Это как минимум, а как максимум постарается избавиться от опасного свидетеля. Потому и не спал сегодня ночью Ожогин.

– Надо сделать, чтобы не отказался. Как там Саньков? Чем помогает?

– Ну, чем… Я сказал, что охрану нужно усилить, он согласился, людей выделил. Я ребят подключил. Кустарев хотел, но Саньков его в госпиталь отправил.

– Как там Гриша?

– Да вроде ничего. Толковый пацан, за правильную ниточку ухватился. Поговорил с буфетчицей, устроил слежку. Правда, вернулся к ней уже в больнице, увидел ее там вместе с Ваньком… Знала буфетчица Прошника и Волхова, приходили они уже к ней. По знакомству приходили, выпить на халяву. Ее уже тошнило от таких знакомых, хотела их прогнать, но Прошник ей кулак показал, и она заткнулась.

– Значит, был Ванек? – нахмурился Одинцов.

– Был. Только без Киры. Прошник его к слову приплел… Не было там ничего…

– Не было. Но видимость создали. Чья это работа?

– Ванек постарался. Сначала он признался в том, что ствол к тебе в машину подсунул, потом сказал, что Прошника подговорил, типа, человека одного разыграть надо. Ящик водки им поставил…

– А кто убивал?

– В этом он не признается. Нестроев на себя все берет. И Прошника с Волховым он убил. И Гударева…

– Зачем? Зачем ему это надо было?

– Сам не знает.

– Знает он все.

– Знает, но молчит… Я так думаю, у него люди на подхвате были, не мог он сам с Прошником и Волховым… А может, и не было никого, на пару с Ваньком работал… Но Ванька не сдает… Все на себя берет… Сначала пытался на тебя всю вину свалить. Дескать, ты Прошника убил, а он все это видел, но мы ему быстро мозги вправили. На первый взгляд он вроде бы слабак по натуре, но Никиткина не сдает. Я и так с ним, и этак… Да ты сам попробуй, поймешь.

– Попробую, – кивнул Одинцов. – Конечно, попробую. Раскрутим Нестроева, обязательно раскрутим. Главное, не упустить его, чтобы как с Гударевым не случилось…

– Ну, пока он в нашем изоляторе, ситуация под контролем, а когда по этапу пойдет…

– Ничего, и на этапе примем меры…

Одинцов нарочно не стал говорить Кире, что его выпускают на свободу. И не до нее сейчас, и душа рвалась в управление, к работе. Прежде всего хотелось поскорее добраться до Нестроева, взять это ключевое звено в свои руки, посмотреть на этого живчика под микроскопом. Вопросов у него масса… Но еще больше вопросов к Никиткину. Руки чесались, так хотелось надеть на него стальные браслеты…

– Сколкова Лукомор сделал, – сказал Максим. – Зажал его в угол и предъявил по полной… А вы, оказывается, в это время Нестроева брали. Хорошо. Очень хорошо. Не хочу в долгу перед Лукомором оставаться… Пусть Никиткин в долгу с ним остается… Лукомор его не простит, это я точно знаю…

– А что он ему сделать может?

– «Заказать» может… Или уже… Разве об этом говорят?

– Опять кровь?

– Меня эта кровь не напрягает. Фраер перешел черту, он должен за это заплатить, – ничуть в том не сомневаясь, сказал Максим. – И мне все равно, кто с него спросит.

Он даже готов был закрыть глаза на киллера, если тот «исполнит» Никиткина. Мысль о наказании преследовала его всю дорогу. С ней он входил в помещение для допросов, куда уже для встречи с ним привели Нестроева.

Жалкий мужичок, забитый, затравленный, трясется, как мышка в лапах у кошки. На Максима он смотрел как черт на горящее распятие.

– Узнаешь меня? – спросил Одинцов.

Нестроев подавленно кивнул.

– Следил за мной, выслеживал?

– Выслеживал.

– Зачем?

Нестроев зажмурил глаза и закусил нижнюю губу.

– Я спрашиваю, зачем ты следил за мной?

Казалось, одно легкое дуновение, и этот сухой желтый листок с треском слетит со своей ветки. И в своем падении покажет место, где зарыта собака…

– Следил, – кивнул Нестроев.

– Зачем?

– Так надо было.

– Кому надо было?

– Мне надо было.

– Зачем?

– Не знаю!

– Что ты не знаешь?

– Я ничего не знаю! Ничего!

Одинцов собирался ловить Нестроева на противоречиях, на нестыковках в его показаниях, ставить ему подножки, сталкивать в ловушку, но вся его тактика вдруг уперлась в броню, которую создал вокруг себя этот доходяга. Уперлась в безумие, которое выражал его взгляд. Но вряд ли это непреодолимое препятствие.

– Дурака включил? – небрежно усмехнулся Максим. – Со мной этот номер не пройдет.

– Я ничего не знаю! Ничего не знаю! – невменяемо глядя на него, на одной ноте проговорил арестант.

– Думаешь в психушке спрятаться? Зря. Там тебя быстро на чистую воду выведут.

– Я ничего не знаю!

– И кто меня «заказал», не знаешь?

– Нет, не знаю!

– Значит, меня все-таки «заказали»?

Какое-то время Нестроев смотрел на него ясными глазами, но это просветление быстро затянулось наигранной мутью.

– Зря стараешься. Если я тебя раскусил, то и в психушке раскрутят, если я попрошу. А могу и не попросить… Признают тебя психом, назначат правильное адекватное лечение, и знаешь, что с тобой будет? Аминазином тебя накачают. Через месяц такой терапии в овоща превратишься. Как тебе такая радость?

– Я ничего не знаю!

– А я попрошу такую терапию, чтобы тебя из игры вывести, чтобы ты Никиткина сдал… Или ты думаешь, что я хочу тебя на Никиткина раскрутить? Нет, не хочу. Пусть себе живет, пусть свободой дышит, пока есть возможность… «Заказали» твоего Никиткина, очень серьезные люди «заказали». Ты знаешь, кто…

– Не знаю! – гавкнул в ответ Нестроев. Он из кожи вон лез, пытаясь изображать безумие, но чем сильнее старался, тем хуже получалось.

– Лукомор его «заказал». Информация точная, можно сказать, из первых рук… Как думаешь, я скажу Никиткину об этом? Нет, не скажу! Пусть его пристрелят как собаку… А до тебя мне и дела нет, ты всего лишь исполнитель. Но я позабочусь, чтобы тебя в психушке в овоща превратили. Хочешь стать овощем?

Нестроев мотнул головой, немигающе глядя на Максима. Поверил он ему, страшно стало.

– Никиткина давно знаешь?

– Знаю.

– Давно, спрашиваю?

– Со школы.

– Он тобой со школы помыкал, да?

– Не помыкал.

– Школа давно закончилась, Никиткин в люди выбился, а ты – нет. Но тебя это не задело. Ты мужик простой, к тому же Никиткин как был, так и остался для тебя кумиром…