Владимир Колычев - Блатные псы

– Договоримся, – кивнул Одинцов. – Ответишь за свой беспредел и спи спокойно… Вечным сном…

Машина свернула с дороги, заехала в лес и почти сразу же остановилась.

– Мы глубокую яму выроем, – сказал Одинцов. – Трудно будет, но мы осилим, чтобы потом впросак не попасть, как ты с Мишей Веселым. Хорошо его надо было закапывать!

– Меня подставили! Понимаешь, меня подставили! – Леонида трясло так, что слова давались ему с трудом.

– Кто тебя подставил?

– А ты не понял! Ты же лучший мент! Ты самый умный и талантливый! – сардонически хохотнул Никиткин.

– Без истерик можно? – угрюмо глянул на него Одинцов.

– Без истерик… Нестроев меня подставил! Он давно мне отомстить хотел!

– За что?

– Долгая история…

Леонид судорожно думал, нужно было как можно скорее сочинить историю, в которую поверил бы Одинцов.

– Это плохо, – с сожалением сказал тот. – Времени у нас нет. Пока яму выроешь, пока закопаешь. И домой еще ехать надо, а то круглые сутки на ногах…

– Ну, хорошо, хорошо, это я похитил Ерофееву! – Леонид подался к Одинцову, словно хотел взять его за руки, чтобы удержать от опрометчивого поступка. Но не мог он этого сделать: руки были сомкнуты за спиной. – То есть не похитил… Она сама села ко мне в машину… Кустарев за ней поехал… Да, его мы похитили…

Одинцов сухо кивнул и зевнул в кулак.

– Тебе что, все равно? – удивился Никиткин.

– По-любому узнаю.

– Да, но освободить их могу только я! Один только мой звонок!

– Они живы?

– Да, конечно! Я же не дурак их убивать! Нормально все с ними! Я их даже не связывал!

– Звони!

Одинцов протянул телефон, но Леонид мотнул головой – пусть ему сначала руки освободят.

– Как думаешь, нас будут кормить обедом? – грустно спросила Юля.

Кустарев пожал плечами. Он думал совсем о другом. Надо было как-то сбежать отсюда, и он искал варианты.

Была у него идея поджечь занавески, чтобы дымом подать сигнал бедствия. Но, во‑первых, он не нашел, чем зажечь огонь, во‑вторых, совсем не факт, что дым привлечет внимание соседей, а в‑третьих, они с Юлей сами могли задохнуться. Возможно, Никиткин именно этого от них и ждал. Представит их смерть как несчастный случай, и с него взятки гладки…

Кричать тоже бесполезно, к тому же опасно. Ворвутся «быки» в комнату, заломают их с Юлей, свяжут и заклеют рты. Более того, растащат по разным комнатам. Их было трое, а может, и больше. Гриша видел троих, когда подавали завтрак. Один с пистолетом, другой с электрошокером, третий на раздаче. Они намекали на нехорошие последствия, если он вдруг решит оказать сопротивление…

– Завтраком нас в районе десяти кормили, – вздохнула Юля. – Значит, обед подать должны в районе трех. А уже пять… Может, они не собираются нас кормить? Может, нас приговорили?

Гриша покачал головой. Он не хотел верить в такой исход, но не исключал худшего. Все зависит от того, как ляжет фишка. Может, она уже легла – и не так, как надо…

– Давай загадаем. Если мы выживем, ты напишешь рапорт на увольнение.

– А если не выживем?

– Умней ничего не догадался спросить?

– А ты?

– Пойми, полиция – это не твое!

– Не убедила.

– Там и без тебя есть кому работать…

– Если каждый станет так думать, то и работать будет некому.

– А сейчас что, война? Надо записаться добровольцем на фронт? Сейчас у твоего отца война…

– Война?

– Конкуренция на строительном рынке растет, рентабельность падает, чтобы сохранить темпы, нужно выходить на новый уровень организации производства…

– Чего-чего?

– А того! Твоему отец нужен помощник! Ему нужен человек, на которого можно опереться… Конкуренция растет, в таких условиях верить никому нельзя… Доверишься какому-нибудь проходимцу, и все прахом пойдет…

– Никому верить нельзя, – эхом отозвался Кустарев.

– А кому можно, если даже сыну довериться нельзя! – повысив голос, возмутилась Юля.

– Это ты о ком?

– О твоем отце. И о тебе… Отцу твое участие нужно, а ты посылаешь его. Не хочу! Не буду! Как маленький! Думаешь, ему не обидно? Родной сын не хочет поддержать!

Гриша пожал плечами. В принципе Юля права. Отец давно просит его включиться в семейный бизнес, а он все крутого ковбоя из себя строит…

– Тебе какое до этого дело?

– Как это какое? Я знаю, что ты настоящий мужчина, и мне нравится быть девушкой крутого мента. Честное слово, нравится! Но выйти замуж я хочу за серьезного бизнесмена!

– Выйти замуж?

– Ну, я уже загадала. Если мы выйдем отсюда живыми, ты возьмешь меня замуж.

– Но сначала я должен уволиться?

– Давай не будем об этом говорить. Давай просто загадаем…

– Давай! Вот если нас освободят прямо сейчас, я сегодня же напишу рапорт!

– Тише! – Юля приложила палец к губам. – Кажется, машина!

И Гриша тоже услышал отдаленный звук автомобильного мотора. Кажется, во двор их дома кто-то въезжал.

Окно комнаты выходило на глухую сторону двора, ворота из него не просматривались, но все-таки Гриша отдернул занавеску. И никого не увидел. Никого – в том числе и собаку, которая должна была отреагировать на шум.

– Что-то здесь не то…

Он подошел к двери, приложил к ней ухо. Тишина. Как будто вымер дом, и в нем остались только они с Юлей.

Гриша осторожно надавил на ручку, толкнул дверь и не почувствовал сопротивления.

Из комнаты он вышел в холл, из которого на второй этаж вела лестница. И на кухню отсюда можно было попасть, и в каминный зал. И еще путь через холл вел к выходу.

Не было никого в доме. И двор пустовал. Ни одной живой души. Собака гавкала где-то за домом, но вряд ли она представляла опасность, если, конечно, ее не собирались спустить с цепи.

Калитка была открыта, и ничто не помешало пленникам покинуть двор. Даже овчарка не бросилась за ними.

Гриша осмотрелся. Обычный коттеджный поселок, каких много, можно постучать в любой двор, попросить телефон. А можно вернуться в дом, который они покинули, там тоже мог быть телефон. Но об этом и думать не хотелось.

– Смотри, ты слово дал! – злорадно ткнула в него пальцем Юля.

И о том, что придется подать рапорт на увольнение, думать не хотелось. Но теперь Юля точно не слезет с него. Есть только один вариант – выставить ее за дверь, но Гриша уже исключал этот вариант. Привык он к ней, это как минимум. Возможно, есть и максимум, но о нем пока рано говорить…

Деньги – грязь. Для кого-то лечебная, а есть люди, которые сходят из-за нее с ума, когда от переизбытка, когда, напротив, от недостатка.

Лукомор и сам чувствовал психологическое давление, глядя на банковские упаковки, сложенные ровными рядами. Десять пачек, по пятьсот тысяч рублей в каждой. Кого-то эти деньги окрылят и отправят в опасный полет над вилами закона, а его жаба душит.