Татьяна Степанова - Звезда на одну роль

Он молчал. Девушка крутанулась на каблуках и пошла от него прочь по направлению к Большой Никитской. Порыв ветра донес аромат ее духов — «Джордже Армани», янтарных, пахнувших медом.

Верховцев медленно вернулся в дом. Он закоченел на пронизывающем ветру. Прежде одной минуты было бы достаточно, чтобы позвоночник намертво сковало на много дней. Но сейчас он даже не обратил внимания на холод. Прошел в кабинет, повернул в замке ключ. Сел в кресло. Положил руки ладонями на стол. Замер. Затаил дыхание.

Все, вот и все. Он знал, что конец его мечты, воплощенной в реальность, наступит. Но что это произойдет вот так, в одночасье: звонок Арсеньева, повестка, эта шантажистка в красном пальто...

Это должно было случиться, он чувствовал, что это приближается, еще тогда, месяц назад, когда на роль Саломеи Данила предложил эту Светлану — манекенщицу с Кузнецкого и актрису с Ордынки. Она была москвичкой. А значит, за ней вилось множество хвостов — родные, друзья, подруги, любовники. Москва хоть и огромна, но тесна и болтлива. И вот...

Один хвост, того актеришку, они оборвали. Он внезапно вспомнил, как перед самым спектаклем эта Светлана сказала ему в гримерной:

— Жаль, что нельзя пригласить Толю. Вот бы он удивился!

— Какого Толю?

— Одного моего приятеля. Он так этого хотел! Когда она уже лежала в котловане, переодетая, со смытым гримом и с переломанными ногами, Данила по его приказу лихорадочно занялся розысками этого Толи. На это ушло две недели. Подключили Арсеньева, тот Берберова, тот... Верховцев лично звонил ему в клуб. Спешил. Хотел вначале убедиться сам. Представился ему по телефону.

Ответ Лавровского решил все:

— А я вас знаю. Мне Света про вас сказала. Когда она только успела, сучка!! Верховцев стиснул кулаки, ногти впились в ладони. Данила глаз с нее не спускал. Но они все равно не могли запереть ее в доме, как эту вот идиотку, как всех прежних. Эти-то без кола и двора, дуры, потаскушки, приезжие. А та — москвичка, с гонором, своевольная и... И такая живая, такая талантливая! Она была лучшей Саломеей. Лучшей. Это она натаскала Олли. Он даже начал копировать ее жесты, даже интонации ее взял.

Да, тот хвост они оторвали. Актер заглох. В том телефонном разговоре Верховцев предложил ему полторы тысячи долларов за ночное выступление: «Приезжайте ко мне на вечер. Гости собрались, а один из актеров загремел в вытрезвитель. Я о вас сразу же вспомнил, мне Светлана Красильникова вас рекомендовала. Выручите. Мой секретарь за вами прямо сейчас и заедет. Споете что-нибудь, скетч какой-нибудь, пародию.., все равно. Гости скучают. Выручите, очень вас прошу».

Актеришка клюнул. Данила встретил его у метро «Пушкинская», посадил в машину, а потом...

«А ведь я даже не знаю, как он подох, — подумал Верховцев. — Данила сказал, что поручение выполнено. Он приложил старание».

Но этот новый хвост! Эта красная шантажистка, эта злобная пигалица-переросток, она еще смела ему угрожать! Она.., кто она такая? Кто? Родственница? Подруга? «Я еще за Светку с тобой не рассчиталась». Он закрыл глаза. Где-то в багровой тьме вращались чернью зубчатые шестеренки, точно часовой механизм, кружились, кружились...

У них ничего нет, это — блеф. Арсеньев ждет его. Они смеют... Они могут... А он, Игорь Верховцев, что же он до сих пор молчит? У НИХ НИЧЕГО НЕТ. Ложь — ЕСТЬ. Есть Берберов, но это не важно. Есть.., да, есть АРСЕНЬЕВ. Самый главный свидетель. На нем завязано все. ВСЕ.

Верховцев поднялся. Подошел к книжному шкафу черного дерева, вытащил седьмой том Вольтера, сунул руку в отверстие, что-то нажал — сектор полок с книгами отошел от стены, открыв потайной сейф. Здесь прежде брат Вася хранил документы. Верховцев набрал код, открыл сейф и достал оттуда пистолет с глушителем. Осмотрел его. Это был другой пистолет, его второй пистолет. Первый лежал на дне Московского водоканала уже два с половиной года. Верховцева никогда и никто не видел с оружием в руках. Никто, кроме.., брата Васи.

В том подъезде они встретились у лифта. Верховцев-старший только секунду созерцал длинное дуло с набалдашником в руке своего младшего брата. Затем раздались выстрелы, словно хлопушка новогодняя.

Брат Василий лежал на плиточном полу. Брат Игорь наклонился и, аккуратно прицелившись, сделал контрольный выстрел ему за ухо. Он все еще помнил тот запах, услышанный им в том последнем, прощальном, родственном поклоне — от брата пахло кровью, вином и духами его любовницы. Это были медовые «Джордже Армани».

В половине второго ночи Данила услышал, как стукнула входная дверь. Верховцев вернулся от Арсеньева. Он ездил к нему один, вел джип лично, превозмогая боль в позвоночнике.

— Ты не спишь? — спросил он, когда Данила вышел в холл. — Завтра обзвони всех. Всех. Мы должны отработать деньги. У японцев попросишь извинения. Скажешь, мы все исправим. Саломея станцует снова.

— Когда?

— Ночью. Завтра.

— Почему такая спешка? Я думал, в воскресенье...

Верховцев заковылял по лестнице. Он как-то странно волочил ногу.

— У меня очень болит спина. Надо торопиться, а то я могу... Пожалуйста, принеси мне пачку ортофена. В комнату Мастера принеси. Пожалуйста.

Горячие денечки не давали вздохнуть: весь конец недели Колосов, не разгибаясь, пахал по делу Клеверовского. Обыск за обыском на всех квартирах, дачах, номерах гостиниц, где когда-либо пахло духом пана Вацлава, долгие душеспасительные беседы с немногими свидетелями, трепетавшими при одном упоминании его имени, — чтобы не пошли на попятный, чтоб не врали, не меняли показаний, чтоб вообще смогли пересилить свой поросячий страх и доплестись до суда, чтоб открыли там рот и изрекли хоть что-то полезное.

Вместе с сотрудниками УЭП и налоговой полиции проверяли счета фирм, с которыми негласно контактировал Клеверовский, отслеживали, куда и какие суммы переводились, в какие банки, в какой конвертируемой валюте. Сыщики методично раскручивали посредников, подбираясь к самым-самым, тем, кого даже близко не видели в компании пана Вацлава, но кто тем не менее направлял его смертоносную руку туда, куда было им угодно.

Никита и его отдел пахали не ради следствия — там были коллеги, такие же мужики, они понимали все с полуслова, с полунамека, нет, Колосов из кожи вон лез ради этих — проверяющих, надзирающих, судящих, решающих, милующих и просто праздно болтающих. Чтоб не говорили потом: «сырое дело», «дутое», «развалилось», «розыск недоработал», «фальсификация».

О, он-то и его ребята знали, что ни фальсификаций, ни недоработок никогда не было и по прежним делам, которые отчего-то так и закончились ничем. И по ним пахали с утра до ночи, но...