Татьяна Степанова - На рандеву с тенью

— Ей-богу, когда крыша совсем съедет, сбегу сюда, брошусь старушке в ноги, попрошу политического убежища. Может, сторожем возьмет, — шепнул Колосов Кате, когда они вслед за директрисой шли по коридору, увешанному детскими рисунками. — А я думал, что это психбольница... Кто же все здесь у вас содержит? — спросил он громко.

— Спонсоры наши, — ответила директриса. — И администрация, и мэрия, но если честно говорить — один Олег Георгиевич Островских. Он и дом нам отремонтировал, и мебель купил, и деньги каждый месяц перечисляет. На прошлой неделе приезжал. Как дочь пропала, места себе, бедный, не находит. Спрашивал меня — не будем ли возражать, если на здание доску мраморную повесит, центр именем дочери назвать хочет. Я ему сказала, мы только рады будем, но пока нельзя, нужно надеяться на бога, может, девочка еще жива. А правда, в городе говорят, что этот, кого вы поймали и в убийствах обвиняете, брат нашей Светы Мальцевой родной?

Колосов и Катя переглянулись: маленький городок, ничего не скроешь.

— Нам нужно еще доказать, что этот человек — Виктор Мальцев, — сказал Никита. — Поэтому мы и с девочкой хотим встретиться. Она как вообще, понимает, разговаривает?

— Света понимает и говорит. Даже поет иногда. Правда, старайтесь уложиться минут в пятнадцать. Иначе ей трудно будет потом сосредоточиться.

Директриса привела их в игровую комнату. Там на диване в обнимку с плюшевым бегемотом сидела худенькая стриженая девочка. У нее была очень нежная кожа молочной белизны и серо-голубые глаза, в которых застыло выражение тупой озадаченности.

— Вот, Света, к тебе гости пришли, — сказала директриса. — Садитесь, поговорите. Я вам мешать не буду. Если что — позовете нянечку.

Колосов огляделся и с опаской присел на расписной игрушечный стул. Катя уселась на диван рядом с Мальцевой. Та на них не реагировала, теребила плюшевого бегемота.

— Какой красивый, как его зовут? — спросила Катя и спохватилась: Свете Мальцевой было тринадцать; несмотря на свой неполноценный ум, она повидала в жизни всякого, и не стоило вести себя с ней как с пятилетним ребенком.

— Тебе твой брат привет передает, Света, — сказала Катя. — Твой брат Витя, помнишь его? Девочка кивнула.

— Хотела бы ты с ним повидаться? Он хочет. Правда, он не говорит, ты же знаешь, но мы догадываемся.

Мальцева бросила игрушку на диван.

— Наверное, он скучает по тебе, по братьям. — Катя чувствовала: эх, куда-то она не туда заплыла, но уже было поздно. — По маме, наверное, тоже скучает.

Света Мальцева хмыкнула.

— Мамка умерла. — Голосок у нее был тоненький, как надтреснутый колокольчик. — А Витька ее табуреткой по голове бил.

— Это когда вы все дома были вечером — он, ты, твои братья, мама и сестренка? — Катя спрашивала осторожно. Помнила: девочка способна оперировать лишь конкретными понятиями. А все временные категории для нее — вчера, сегодня, год, месяц назад — пустой звук.

— Ага. Она пьяная была. — Света отвечала равнодушно.

— За это ее Витя тогда и ударил, что она была пьяная?

— Ага. Она его немым выродком обзывала. Ругалась. Щеткой его била. А он — ее.

— А вы ему стали помогать? Стали его защищать? Ты, братья, сестренка? Стали заступаться? — Катя смотрела на девочку, на плюшевого бегемота. — Вы били маму?

— Я — нет. Я плакала.

— А братья?

— Они смотрели сначала. Витька ее табуреткой ударил — мамка на пол упала. Тогда они тоже стали ее бить ногами. Верка подползла, за руку ее укусила. Мамка кричала: сейчас поднимусь, всем вам, сучьим выблядкам, головы поотшибу.

Катя беспомощно посмотрела на Колосова. Она чувствовала, что помимо ее воли внутри нее поднимается тошнота.

— Света, а ты не помнишь, мама снимала вас такой маленькой машинкой — фотоаппарат называется? Кнопка щелкнет, и свет такой яркий вспыхивает? — спросил Никита.

— Ага. Мы с Вовкой на диван ложились голые. То он, то я сверху. Мамка смеялась на нас. Свет вспыхивал. А потом пришел дядя Сергей, нас изругал, избил Вовку ремнем. Потом с мамкой на диван лег. А потом пришел дядя Коля, пьяный, в окно сту-чал, ругался. Дядя Сергей вышел, драться с ним стал. Мамка их выгнала со двора. С Витькой на диван легла. А потом пришел Черный Плащ, мамке деньги принес. Вовка сказал: макарон надо купить и хлеба. А мамка принесла только водки вечером. Витька голодный был, он у нас немой. Он взял щетку и ударил ее по голове. А она вырвала щетку и — его. А он ее табуреткой. И Вовка стал ее бить, и Лешка. А потом она уже больше не шевелилась на полу. Вовка мне сказал: ее на стол надо положить, как дядю Сашу мы клали, когда он от водки умер.

— А кто это Черный Плащ, Света? — спросила Катя. — Мамин знакомый, как дядя Коля и дядя Сережа?

Света Мальцева передернула плечами: какие непонятливые!

— Это Черный Плащ! Дождь был!

— А деньги... За что он маме деньги принес? За то, что она вас фотографировала голых? — спросил Колосов.

Девочка посмотрела на него и бледно улыбнулась, словно вспомнив что-то приятное.

— А он сам вас когда-нибудь фотографировал? — продолжил Никита.

Лицо девочки было безучастным. Она не реагировала на вопросы.

— Часто Черный Плащ к вам приходил? — спросила Катя, сделав жест Колосову: подожди. — Каждый день?

Мальцева задумалась на секунду и покачала стриженой головой.

— Когда дождь, — ответила она. — И когда снег.

— Всего несколько раз? Осенью и зимой? Или весной? — пытался уточнить Никита.

— Когда дождь, — упорно повторила Мальцева. — Черный Плащ. Когда темно.

Она встала с дивана, отпихнула бегемота, подошла к окну, взяла пластмассовую лейку и начала деловито поливать цветы в горшках. Было видно, что это занятие ей привычно. Они попытались задать ей еще вопросы, но она больше не реагировала, словно, подобно своему брату, враз лишилась дара речи.

— Все, сеанс окончен. Конец связи. — Никита поднялся, с удивлением разглядывая свой игрушечный стул — не развалится тот немедленно на куски или все же повременит. — Зря мы сюда приехали. А с нашим Маугли у нее никакого внешнего сходства.

— Они же дети от разных отцов, — сказала Катя. Они вернулись в кабинет директора.

— Ну как? — спросила та. — Пообщались?

— Даже и не знаю, что сказать. — Катя тяжко вздохнула. — Такие вещи услышать из уст ребенка...

— Света натерпелась такого, чего не всякий взрослый вытерпит. Когда к нам поступила, была почти дистрофиком, да еще и с гонореей в придачу. И кровотечениями носовыми страдала. Когда чуть поволнуется или разбегается на прогулке.

— Да? У Виктора Мальцева то же самое. Знаете... она ведь нам сказала: они убили мать.

Директриса кивнула, видимо, эта история была ей знакома и ничуть не пугала и не шокировала.

— Скажите, когда врач здесь, в центре, осматривал Свету, были признаки того, что она подвергалась половому насилию? — спросил Колосов.