Виктор Доценко - Кровь за кровь

— Кого надоть? — спросил он, но тут же осекся, увидев шпалы в петлицах. Схватив за ошейник собаку, Григорий стал привязывать ее к будке, приговаривая: — Ну вот, дождался, дурак… Вот дурак-то, вот дурак…

Справившись, наконец, с собакой, Корнеев повернулся к Панкову и произнес с некоторой дрожью в голосе, но явно заискивая:

— И зачем это понадобился власти Григорий Корнеев?

— Пошли-ка в дом, там поговорим! — оборвал его хмуро Сергей Петрович: ему неожиданно показался знакомым этот заискивающий голос. Мысленно перебрал в памяти все, что вспомнил, но… Взглянув прямо ему в глаза, Сергей Петрович резко спросил: — Говори, за что убил Василия?

— Господь с вами!.. Я убил?! Да эта рука даже муху-то не способна убить… Как вы можете так говорить? — заскулил Григорий. — Да я и не был там… — проговорил он и тут же осекся.

— Где «там»? Откуда ты знаешь, где его убили? — Если раньше, задавая свой первый вопрос, Сергей Петрович только подозревал о причастности Корнеева к убийству Василия, то сейчас, коща Григорий неосторожно проговорился о том, что знает, где убили Василия, Панков был уверен в этом.

— Не губите, гражданин начальник!.. Все скажу! — испуганно залепетал он. — Я что, я человек маленький… Они пригрозили, что убьют меня, я и вызвал его из дому… Да я и не знал, что они убить его хотят!.. Я даже мухи…

— Стоп! — воскликнул Сергей Петрович: он вспомнил, наконец, откуда ему знаком голос Григория. С десяток лет назад Панков участвовал в расследовании довольно нашумевшего ограбления инкассатора, сопровождавшегося двумя убийствами. Среди подозреваемых был тогда и Корнеев, но за недостаточностью улик ему удалось избежать приговора: ограничились высылкой из Москвы. Сергей Петрович даже вспомнил его кличку. — Если ты еще раз соврешь, пеняй на себя: мы давно следим за тобой, Домовой! — тихо произнес Панков.

Услыхав последнее, Григорий моментально бросился перед Панковым на колени.

— Не погуби, начальник! Христом Богом прошу, не погуби! Все расскажу, все!.. Они… Они меня заставляли! Они! И хлеб… и скотину… Они, все они. — Неожиданно Корнеев заплакал навзрыд.

— Кто «они»? — спокойно, не обращая внимания на слезы, спросил Сергей Петрович.

— Лизавета со своим отцом… Они хуже зверей, особенно она… И Василий сразу узнал ее…

— Адрес?! — воскликнул Сергей Петрович, не давая Григорию опомниться.

Побледнев от испуга, Корнеев опустил глаза к полу.

— Адрес говори! — Панков со злостью схватил Григория за грудки, прекрасно сознавая, что если сейчас хоть немного отпустить давление на Корнеева, то позднее еще труднее будет заставить его говорить. — Говори адрес, или пристрелю на месте! — он цапнул рукой по кобуре.

— Северная, дом четыре, — испуганно выпалил Корнеев, поглядывая за рукой Сергея Петровича. — Барышевы их фамилия… Я все… Как на духу, — добавил хрипло он, потирая горло, когда Панков отпустил его.

— Северная? Это в Клину, что ли? — нахмурился Панков.

— Там, там… Недалеко от горисполкома…

— Как он выглядит? Опиши подробнее!

— Невысокий такой, двухэтажный… — начал Григорий, но Сергей Петрович перебил его:

— Я тебя не о доме спрашиваю, а о Барышеве! Не доводи меня!

— Да я что… Я просто не понял… Думал, про дом пытаете, — снова залепетал тот. — А Барышев… — Он задумался ненадолго. — Выше среднего росту… Черноволосый такой… Немногим за пятьдесят… Моложавый, в общем…

— Приметы какие есть?

— Приметы?.. Вроде нет… — пожал плечами Григорий, но тут же встрепенулся: — Есть! Есть примета! — Он так обрадовался, словно эта примета сразу же смывала с него всю вину. — Через всю бровь шрам пересекает… Косой такой. — Он чиркнул рукой по своему глазу.

— Шрам? — подхватил взволнованно Панков. «Во истину день неожиданных встреч! Неужели встретились? Возможно ли такое совпадение? Столько лет разыскиваю, хотя бы намек на следы, и вот на тебе: прямо блюдечко с голубой каемочкой… А, собственно говоря, почему бы и нет! Обстановка в мире снова стала напряженной, вот и зашевелилось отребье! Ну, что ж, проверим! Буду очень рад, если это вы, господин Лановский, или как вас там сейчас величают…» Сергей Петрович, сдерживая охватившее его волнение, быстро спросил: — А шрам-то этот над правым глазом? Рваный такой? — Он затаил дыхание, ожидая ответа, но по выражению глаз Григория уже знал точно: не ошибся он в своих предположениях.

— Точно! Над правом глазом! — подтвердил Корнеев и разочарованно подхватил: — Так вы его знаете?! — Вздохнув, добавил: — Только вам поспешать надо: слышал, смотаться хотят… За кордон…

Сергей Петрович задумался: до Клина отсюда часа полтора-два, а людей маловато… На улице раздался звук подъехавшей машины. Выглянув в окно, Панков облегченно вздохнул: вернулся его водитель на эмке.

— Собирайся, и живее! Со мной поедешь! — приказал Сергей Петрович Корнееву.

— Надолго? — тихо спросил тот.

— Думаю, что на этот раз отвертеться вряд ли удастся! — заверил Панков и, услышав за спиной шум, мгновенно выхватил пистолет: из соседней комнаты, заламывая руки, с рыданиями выскочила женщина, жена Корнеева.

— Что же ты, окаянный, с нами делаешь? Сколько раз тебе говорила: живи спокойно, не лезь ты к этим бандюгам! Что же мне теперь делать одной-то?!

— Замолчи, дура! — цыкнул на нее Григорий, но потом неожиданно тихо сказал: — Сына приведи… Можно? — повернулся он к Панкову.

— Можно, но быстрее, — Сергей Петрович присел на стул, наблюдая за тем, как жена моментально прекратила вопли и бросилась за сыном, а Григорий стал быстро собираться.

Вскоре из соседней комнаты супруга вывела заспанного пацана лет пяти-шести. Мальчик был сильно похож на отца, особенно нос: такой же раздутый в ноздрях и курносый.

— Простись, сынок, с отцом: уезжает он. — Сдерживая слезы, мать подтолкнула ребенка к Григорию.

— А куда ты уезжаешь? — спросил малыш.

— В другой город, сыночек, — глухо ответил Григорий и подхватил сына на руки. — Слушайся маму, не озоруй тут…

— Хорошо, папа, только ты возвращайся скорее! Я тебя очень-очень ждать буду, ты помни об этом и возвращайся! Хорошо? — Он обхватил своими ручонками за шею отца и стал тыкаться губами в его щеку. — Какой колючий! — Мальчик провел ручонкой по щеке отца. — Как ежик. — Он вдруг заразительно засмеялся.

Не выдержал Григорий: побежала по щеке непрошеная слеза, и, чтобы скрыть от сына свою слабость, он быстро опустил его на пол. Сглотнув подступивший к горлу комок, Григорий повернулся к жене.

— Ты, Маша, прости меня… За все прости!.. Если много дадут — не жди: устраивай судьбу — в обиде не буду.

— Как тебе не стыдно говорить такое?! — всплеснула жена руками. — Ведь люблю я тебя, окаянного! И думать не смей! Помни: ждут тебя в этом доме! Ждут! — Она протянула ему узелок. — Здесь поесть собрала, на скорую руку, что подвернулось: не обессудь… Из вещей, может, что можно? — обернулась она к Панкову.