Виктор Доценко - Кровь за кровь

— Вы к кому, гражданин?

— К председателю губчека, — ответил Сергей и предъявил свой мандат. — Он на месте?

Внимательно ознакомившись с документом, дежурный аккуратно сложил и вернул его Сергею.

— Товарищ Семенчук у себя в кабинете. Второй этаж, налево. — Кивнув в сторону лестницы, он снова присел на стул.

Оглядываясь по сторонам, Сергей любовался красивым убранством особняка: мебель, зеркала, ковры, люстры — все настолько сохранилось, что если бы не огромное красное полотно, где аршинными буквами выделялась надпись: «Весь мир насилья мы разрушим!» — то можно было предположить: старые хозяева по-прежнему проживают тут.

Сергей постучал в красивую, украшенную резьбой дверь и после короткого «войдите» открыл ее. В огромной комнате, набитой роскошной мебелью, царил полумрак. За громоздким двухтумбовым столом он увидел широкоплечего мужчину средних лет.

— По какому вопросу? — спросил тот.

Сергей молча протянул ему свои бумаги, и, пока Семенчук читал, он стал с интересом рассматривать убранство кабинета.

— Из самой Москвы, стало быть? — уважительно произнес председатель, внимательно оглядев Сергея, и вдруг неожиданно спросил: — Тебе сколько лет? Уж больно ты молод.

— Двадцатый пошел, — несколько обидчиво ответил Сергей.

— Не обижайся, это я так, к слову… Ты вот что, Панков, погоди чуток: должен я принять сейчас одного, видно, пришел уже… А потом и с тобой поговорим, идет? — Он взялся за трубку. — Нет, нет, сиди здесь, — махнул он рукой Сергею, когда Панков хотел выйти. — Дорофеев, там ко мне должен был прийти Павел Горчихин… Пришел уже? Пусть ко мне поднимается.

— А ничего вы здесь устроились, — усмехнулся Сергей, снова окидывая обстановку комнаты.

— Тебе смешно, а я с этого выговор получил. Будто я этот дом выбирал для ЧК. — Он тяжело вздохнул. — Я ж с Питера сюда. Приехал дела принимать и ахнул, увидев эти хоромы, первое время заходить стыдно было, а потом… — Семенчук махнул рукой. — Разве время заниматься устройством? Когда столько дел накопилось, а тут еще контра зашевелилась…

В дверь негромко постучали.

— Входи, Пашенька, сделай одолжение! — выкрикнул комиссар с такой игривостью в голосе, что Сергей ожидал увидеть какого-нибудь паренька и очень удивился, когда в комнату бочком протиснулся тщедушный мужичонка.

Вся его одежда была в заплатах и, казалось, вот-вот должна развалиться. Бородка клинышком придавала его лицу некоторую благообразность. Повернувшись в левый угол, он машинально поднял руку, чтобы перекреститься, но тут же опустил ее, вздохнул и медленно прошел ближе к столу.

— Садись, Пашенька, садись… — Семенчук указал ему на стул.

Изобразив на лице обреченную покорность, Горчихин присел на краешек стула и молча уставился на комиссара.

— Что же, так и будешь в молчанку играть? Неужто не надоел я тебе?

— Хучь расстреляй ты меня, комиссар, аль повешь, но не терзай ты меня более, за-ради Бога, — подвывая, загнусавил тот. — Моченьки ведь нет больше у меня никакой… Сказал же я тебе: нет у меня никакого золота, нет! — Противный бабий голосок вызывал у Сергея неприятное ощущение, но, прислушиваясь к нему, он подумал, что этот мужичок не так прост, как хочет показаться. Сергей и сам не мог понять, отчего ему это показалось: может быть, не совсем искренняя интонация, может быть, глаза — бегающие по сторонам, с узким прищуром…

— Расстрелять-то мы тебя всегда успеем. — Комиссар хитро посмотрел ему в глаза и добавил: —…Если найдем нужным. А про золотишко-то вспомни… Вспомни, куда ты его припрятал! А то возьмем Грома, что тогда придумаешь? Он-то на черняка знает, сколько золота у тебя припрятано!

Сергею показалось, что при упоминании о знаменитом главаре банды Пашка еле заметно усмехнулся, но, покосившись на комиссара, тут же загнусавил:

— Он-то скажет, но ведь времени-то сколько, Феденька, с тех пор убежало: все уплыло меж пальцев-то. — Он выразительно растопырил свои длинные и тонкие пальцы, словно подтверждая сказанное.

— Да-а, у тебя уплывет, как же, жди! — усмехнулся комиссар. — Хорошо! — неожиданно произнес он. — Я тебя сейчас отпускаю, но советую серьезно подумать… Не будет тебе покоя, пока не отдашь золото Советской власти! И чем раньше — тем лучше! — Федор подписал пропуск и вернул его Пашке.

Быстро и несколько суетливо подхватив желанный листок со стола, Пашка моментально скользнул к дверям, успев, однако, бросить пронзительный взгляд на Сергея, и только после этого выскользнул за дверь.

— Ну, что же, товарищ Панков, — проговорил Семенчук, как только дверь за Пашкой закрылась. — Я с большим нетерпением ожидал твоего приезда!

— Странный тип! — кивнул Панков на дверь. — Что это он так гнусавит?

— За это его и прозвали «Пашка-гнус»! Хитрый, бестия, до невозможности! — Федор покачал головой. — До революции специализировался по квартирным кражам…

— «Домушник»?

— Вот-вот, «работал» всегда один и считался хорошим профессионалом среди своих: следов не оставлял и ошибок не делал… Поймать его было почти невозможно, тем более что он никогда не забывал делиться «доходами» с полицией… А незадолго до революции его выдал полиции конкурент, которому он отказал в содружестве…

— И его, наконец, удалось посадить? — подхватил Сергей.

— Нет! — едва ли не с восхищением воскликнул Федор. — И тут ему удалось ускользнуть: откупился, почти все отдал, но откупился… И в этот самый момент судьба Сталкивает его с Валентином Громовым, который и уговаривает его податься на золотые прииски. Оказавшись на мели, Пашка долго не раздумывает и соглашается. Фортуна улыбнулась: напали на богатую жилу, которая могла обеспечить их на всю оставшуюся жизнь, но… революция перечеркнула планы: продав какому-то чудаку свой участок, они возвращаются в город…

— Вы, наверно, всю его биографию выучили! — улыбнулся Сергей.

— Пришлось… По некоторым сведениям, они намыли — гам очень много золота, а оно, ох, как нужно стране!

— Зачем же вы его отпустили? — воскликнул удивленно Данков. — Удерет же…

— Никуда он не денется… Он Грома боится как огня, золото от него утаил, а в городе — будто под охраной. — Комиссар дружелюбно положил руку на его плечо.

Только сейчас Сергей мог внимательно рассмотреть Семенчука: крепкого телосложения, высокого роста. Заметив на его грубой руке выколотый якорь, Сергей спросил:

— Море покинули… разочаровались?

— Глазастый! — одобрительно заметил комиссар. — Нет, кто хотя бы раз выходил в море — никогда его не забудет! Ушел потому, что партия так решила! — Он задумался на мгновение, потом сказал: — Вовремя ты приехал сюда! Правда, ничего нового сообщить не могу. Ничего… Но об этом позднее: устройся, отдохни с дороги, потом и задумаемся вместе…