Владимир Колычев - Бешеная свора

– Хочу!

Марьяна долго смотрела на него холодным взглядом, потом слегка улыбнулась:

– Знаешь, а с тобой интересно!

– А чем я плох?

– Ну, не хуже других… Только я всегда буду любить Трофима.

Салтан скривился как от зубной боли.

– Ты должен смириться с этим… Или отпустить меня.

Он покачал головой. Не отпустит он Марьяну – ни за что и никогда.

А Трофима он грохнет. Встанет на ноги, приберет к рукам Марьяну и запустит карательную машину. Торопиться не будет. Дождется, когда Нестор успокоится, за Марьяной понаблюдает. Может, она сама вскоре разлюбит Трофима. Поймет, что лучше Салтана никого нет, и разлюбит.

А если разлюбит, с Трофимом все равно нужно кончать. Он ведь на самом деле может сорваться с цепи и жестоко покусать. Через тех же ментов…

– О чем ты думаешь? – настороженно спросила Марьяна.

– О нас.

– Хорошее или плохое?

– Про нас я могу думать только хорошее.

– Думай. А я пойду. – Она поднялась со стула.

– Поздно уже.

– Хочешь, чтобы я осталась?

– Хочу!

– Останусь. Но только после свадьбы… Все после свадьбы… До свадьбы! Будь здоров!

Салтан пытался остановить ее, но она твердым шагом вышла из палаты.

Тепло в кабинете у начальника оперчасти, с утра пахло кофе и свежими булочками, так хорошо здесь, что и уходить не хочется. Да Трофима никто и не гнал отсюда. «Кум» сидел за столом, занимаясь своими делами, а он все писал. Как Лежень попал к нему в карцер, как они пили самогон, как он потом лег спать, как проснулся и увидел труп. Объяснение можно было уложить на одной странице крупным шрифтом, а Трофим исписал уже пять листов. Он тянул время, чтобы как можно позже попасть в карцер. Не важно, сколько времени он проведет здесь, по-любому штрафной срок у него закончится завтра.

– Ну, долго ты там? – спросил грузный мужчина с припухшим, землистого цвета лицом.

– Еще чуть-чуть!

– Сюда давай!

«Кум» забрал у него бумагу, пробежался по строчкам и сердито спросил:

– У тебя рука или куриная лапа?

Трофим усмехнулся про себя. На то и был расчет. Один первую половину дня пишет, другой вторую – читает.

– Почерк такой.

– Это не почерк, это каракули… – Майор Пухов отложил в сторону писанину. Взял со стола пачку «Мальборо», вынул сигарету, закурил. Трофиму предлагать не стал, хотя он бы не отказался. – Значит, Лежнев сам в своей блевотине захлебнулся?

– Сам.

– А ты где в это время был?

– Спал.

– Где?

– Ну, на Канарах, где ж еще?.. В смысле на камерных нарах.

– Нары были пристегнуты к стене. Один лежак только был. На нем спал Лежнев. Ты что, в обнимку с ним спал?

– Нет, стоя спал.

– Как лошадь?

– Как лошадь… Я теперь знаю, почему лошади стоя спят. Так теплее. Мышцы напряжены, поэтому теплее… В карцере дуба можно дать.

– А не надо было туда попадать. Мышцы у него напряжены, – хмыкнул «кум». – Сказал бы я, какие мышцы тебе напрягут, если узнают, с кем ты в обнимку спал.

– Я стоя спал.

– Лежень к тебе не просто так зашел, самогон принес. Задабривал, да?

– Спасибо пришел сказать. За то, что я за него подписался…

– Плохи твои дела, парень. За Лежня ты подписался, а что у вас там под самогоном было, никто не знает. Слухи гулять пойдут. А слух, он ведь и до правды догуляться может…

– Братва разберется, – буркнул Трофим.

– Разберется. Да поздно будет. Да ты не колотись, Трофимов! Никто ничего не узнает. Сам должен понимать, я с нарушениями бороться должен, а не разводить их… Лежень к тебе не за пряниками приходил, так ведь? Мы же знаем, чего он от тебя хотел.

– Чего?

– Склонял он тебя… Кого там грохнуть надо было?

– Грохнуть?

– Да, Трофимов, затупил ты. Ну, сказал бы сразу все, и я бы от тебя отстал. Нет, темнишь, изворачиваешься… Слушай, а может, тебя в камеру к Костяку бросить? Мы его в другую камеру переводим, и тебя туда, хочешь?

– А почему к Костяку?

– А к кому, к Дауду? Ты же его завалить должен был?

– Я?! – Трофим физически почувствовал, как его и без того задубевшая душа покрывается коркой льда.

– Ты!

– Не должен был…

– Что ж, так и запишем… – Майор взял ручку и что-то черкнул в своем блокноте. – К сотрудничеству с администрацией не склонен… Знаешь, что это значит?

– Что?

– А то, что не нужен ты здесь никому. Бесполезный груз, балласт. А балласт, сам знаешь, сбрасывают… Этап скоро будет, большой этап, а у нас битком все забито. Места высвобождать нужно. Мы тебя к Дауду отправим. Пешком. А обратно тебя вынесут вперед ногами… Или склонен к сотрудничеству?

– Нет.

– Тогда балласт… А то, что Лежень тебе Дауда заказал, мы и так знаем.

– Не заказывал он мне никого! – упрямо мотнул головой Трофим.

– Ты идиот? – Пухов с усмешкой крутнул пальцем у виска. – Я же говорю, мы все знаем. Работа у нас такая – все знать.

– Тогда зачем я вам нужен?

– Не нужен ты мне. Завтра вперед ногами вынесут. Или послезавтра… Ну, может, еще месяц проживешь… Или все-таки лучше к сотрудничеству тебя склонить? Давай попробуем. Заказывал тебе Лежень Дауда или нет?

– Не заказывал! – психанул Трофим. Его бесило собственное упрямство, хотя и Пухов злил не меньше.

– Значит, не склонен… Так, сколько у нас там за равнодушие дают? – Майор достал из ящика стола томик Уголовного кодекса, пролистнул. – Та-ак… Неоказание помощи… Повлекло смерть… Так, так… До четырех лет лишения свободы!.. Сколько там у тебя было? Одиннадцать? Будет пятнадцать. Для ровного счета… Только не протянешь ты так долго, Трофимов. Лежнев был человеком уважаемым, за его смерть с тебя спросят.

Трофим вдруг прыснул и рассмеялся. Пухов даже растерялся на мгновение.

Это был истерический смех, но от всей души… Сначала Трофиму грозила смерть от бандитов, затем четыре года за неоказание помощи, теперь вот его должны наказать воры. Околесицу нес Пухов, сдабривая ее своей якобы осведомленностью. Дескать, знает он, что Лежень заказал Дауда. А не знает он. Вернее, информация была, а достоверности нет. Отсюда и весь этот сыр-бор. А Трофим и расколоться мог. Если бы не чертово упрямство, признался бы…

Сначала Салтан голову забивал, потом Лежень со своими закидонами полез, теперь вот Пухов на дурака его чуть не взял… Все за дурака его держат. Потому и смех у него нервный, истеричный…

Трофим уловил движение со стороны Пухова, но было уже поздно. «Кум» влепил ему пощечину, и этим привел его в чувство.

– Спасибо! – совершенно серьезно поблагодарил он майора.

– Пожалуйста!

– Не надо со мной в дурака играть. Я вижу ваши карты.

– Это не игра, парень!

– Игра. Опасная игра. Это зона, здесь играют на жизнь, я это знаю. И вас боюсь, гражданин начальник. Вы со мной все, что угодно, можете сделать. Поэтому боюсь… Хотите, я скажу, что Лежень заказывал мне какого-то там Дауда?