Владлен Щербаков - Анархист

- Каким образом?

Махно ударил в лицо. Не сильно, но чувствительно, Олег сплюнул кровью на доски, сваленные в углу.

- Не ждал? Плохо. Жизнь даже не ринг, даже не бои без правил. Жизнь — это диверсия против тебя. Чтобы не говорили физическое воздействие — вот главный аргумент в любом споре. Любой спор только тогда чего-нибудь стоит...

- Когда умеет защищаться. - продолжил Олег слегка измененную фразу классика.

Махно кивнул.

- Ладно, иди, на выход Олег, я догоню.

Когда Олег, сложив тренировочный костюм в сумку, вышел, Махно достал пузырек с «Но-шпой». Таблетки ссыпал в карман, промыл «Нарзаном» пузырек, помахал, избавляясь от лишней влаги. Аккуратно краем пузырька снял кровавый плевок с доски, закрыл образец крышкой.

Они ужинали в комнате Игоря. Пока ели молчали, завершив скромную трапезу, Махно начал разговор:

- В жизни должна быть цель. Любая — плохая, хорошая, только тогда жизнь имеет смысл. А что у тебя за жизнь! Молишься, поклоны бьешь, овощи выращиваешь. День за днем. Сам в растение превратился. Для чего так жить?

- Твоя цель месть. – не то спросил, не то утвердил Игорь, убирая тарелки со стола.

- А чем не цель? – слегка прищурился Вадим. – Принцип талиона – квинтэссенция справедливости. Опять же, золотое правило этики: не поступай с другим так, как не хочешь, чтобы поступали с тобой. А поступил, сам виноват.

- Нет, Вадим, золотое правило гласит: поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Совсем не обязательно отвечать на зло.

- Да, добрый мой друг, пусть зло остается, увеличивается, умножается.

Игорь отнес тарелки в раковину, вернулся за стол.

- Хорошо, допустим, ты отомстил, твой враг исчез. Неужели твоя жизнь изменится настолько, что навсегда станешь счастливым? Несколько дней, и снова то же окружение, те же проблемы. Это в лучшем случае, а если поймают, снова тюрьма.

- Вот представь, у тебя в животе осколок, ты мучаешься, знаешь – нужна полостная операция, не самая сложная. Чик – и готово, и ты снова радуешься жизни, ты выздоровел.

Он действительно болен, подумал Игорь, и не в животе дело.

- Раньше твоей целью было справедливое счастливое общество.

- Я понял простую вещь. – у Махно на лбу обозначились вены, на скулах заиграли желваки. - Счастье и справедливость не уживаются. Общество не доросло до всеобщего уважения. А отдельный человек счастлив в меру своей чмошности. «Все что бог не делает, к лучшему». Вот так уговаривают себя слабаки. Вместо борьбы признание слабости.

Махно неожиданно замолчал, затем продолжил:

- И ведь какая вещь - даже самый последний петух на зоне и тот счастлив получается. Защитный механизм срабатывает. Если совсем невмоготу, взял повесился и свободен! Ан нет, терпит, надеется, анус расслабляет, ночью минуты урывает, когда никто его не чморит, и чувствует себя почти счастливым. Получается парадоксальная вещь: пока живешь - счастлив! Даже страдая - счастлив. А помрешь, ничего не надо, хотя, вроде, по-вашему там для страдальцев теплое место приготовлено. Только не стремятся туда слабаки - страшно, вдруг там ничего нет!

- Самоубийство – грех.

- Что за религия у вас рабская — даже над собственной жизнью не властны. Для порабощения она и придумана, чтобы раб не мог уйти от хозяина. Вы и называете себя «рабы божьи».

Игорь вздохнул:

- Ты стал совсем недобрым.

Махно сверкнул глазами.

- Что такое доброта? Без сюсюканий отбрось всю шелуху! Сбрось очки серобуромалиновые! Настоящая доброта - это, прежде всего, уважение к человеку! Любому! Другу, врагу! Уважение - гораздо более сложный комплекс нежели то, что зовется бабушкиным словом «доброта». Уважать – значит признавать право на собственную жизнь. И признавать право бороться за нее. А добрыми могут быть и идиоты и трусы. Добрым быть просто – для этого ничего не надо делать, только подставляй щеку, не противодействуй злу. Если не сумасшедший, то только трус на словах будет славить такую теорию. Трусость порождает лицемерие и ненависть. Следи за логикой: ваша религия добра порождает ненависть.

Игорю стало смешно над такой неуклюжей казуистикой. Такую логику можно в момент состряпать:

- Христианство учит любить, сострадать. Любовь заложена в человеке для продолжения рода. Без сострадания человек перестанет быть человеком, человечество просто вымрет в жестоких схватках. Следи за логикой: религия добра направлена на развитие человечества.

- На развитие попов она направлена. – сказал Махно. – Я смотрю, церквей в городе начали строить, как будто в них когда столпотворение было. Не лучше ли на эти деньги новые больницы построить, например, а в старые оборудование современное закупить?

- Не будет церквей, мечети вырастут. Вера православная для сплочения нужна.

- То-то одни старушки сплачиваются в церквях ваших. Это в мечетях мужики бородатые сплачиваются, как их праздник, проехать невозможно – сидят на дорогах целым войском, молятся.

- Все еще устроится, - тихо сказал Игорь. – Русская земля сама решит, какие молитвы Господу важнее.

- Пока она решать будет… - отмахнулся Махно, не договорил, сменил тему: - Ты когда, Гарий, в себя придешь? Уже не знаю, как достучаться до мозга твоего! Хватит винить себя! Отмотал ты свой срок уже. Жить надо!

- Я живу. Таков мой выбор. – ответил Игорь и тоже поспешил сменить тему: - А что за парень с тобой? Я его сегодня за тебя принял со спины. Окликаю, он обернулся, лицо знакомым показалось. И тут ты со склада выходишь. Вы там продукты разгружали?

- Парень – это моя работа, Гарий. Лицо, говоришь, знакомым показалось.

Махно ухмыльнулся.

- Это тебе показалось.

- Привет, ты чего такой?

- Какой? - буркнул Караваев, пожимая руку.

- Смурной. Так раньше говорили.

Они встретились у Караваевского подъезда, накрапывал дождик, вечер, вот тот точно был смурной.

- Пошли в мою машину сядем.

Устроившись в Альмере, Юрий приспустил стекло, закурил.

- Вчера износ заявляли. Выехал с ГБР. Девчонка 18 лет домой шла, за ней в подъезд ублюдок зашел. В лифте нож к животу, вывел на площадку верхнего этажа. Там за горло схватил: "снимай джинсы или соси". Девка стала снимать джинсы, он ей туда пальцами лезет. Внизу зашумел кто-то. Этот упырь снова нож достает: "телефон, деньги давай!" та из сумки айфон, деньги с кредиткой, на радостях еще и пин-код настоящий рассказывает. Жулик съебывает, девчонка из дома "02" - "меня изнасиловали". Дежурный пишет конечно "вызывает такая-то". Комитетских, ясное дело, даже тревожить не стали. Я девчонке по чесноку все объяснил: проникновения не было, следов спермы нет, одежда не порвана, будет настаивать, только нервы себе истреплет, в комитет два раза в день будет бегать, а дело по попытке не возбудят. Мне уже все начальники названивают: "что там? не изнасиловали? ну и слава богу! с разбоя на грабеж уговори!" как же им лучше износ, чем разбой. Разбой за нашим следствием пойдет. А мне как в глаза девчонке смотреть? "давайте, девушка, про нож вспоминать не будем - нас большие начальники заругают, лишнее ОПД придется заводить. Напишем, испугалась, телефон с деньгами сама отдала". Следователя подвозят. Фомину. помнишь такую? в последнее время мнит о себе ты не представляешь. губы толстые, глаза выпученные, кобура на ляжке - комиссарша! руками водит - руководитель следственной группы - поквартирный, свидетели, ломбарды, судимых отработай. Вынь и положь до 22-х, а то она не успеет за ночь дело подготовить. Выясняется, у потерпевшей - главное, следователь, кошелка недавняя, никогда жулика не коловшая, ее не стесняется терпилой называть, - так вот у девчонки документов на телефон нет. Начинает квакать: "не возбужу, материалом останется!" Я уже на взводе, потерпевшая в слезах: чуть не изнасиловали, мало того уговаривают показания изменить, еще и дело не возбуждают. А Маша наша еще подливает: "на карту банковские документы нужны!" типа, на чье имя карточка выпущена. Я девчонку в сторонку отвожу, шепчу: говори все как было. Фомина сдается, пишет постановление о возбуждении, допрашивает на месте, потом, разумеется, Пантелею стучит. Тот меня рапортом по твоему Нестерову загружает.