Владлен Щербаков - Анархист

- Поэтому и войны проигрывали всегда. Офицеры — чиновничьи души сидят в штабах, черкают стрелки на картах. Вынь и положь ему к 7 ноября какой-нибудь Ржев. Чтобы он отчитался молодцом. И гонят младшие офицеры присягнувшее стадо на убой. Не рассуждать! Приказ умрем, но выполним! Рядовой ненавидит офицера. Вы видели дореволюционные фотографии? В музее, в документальных фильмах? Какие лица были у офицеров! А у крестьян какие! Нордические – вытянутые, с развитой челюстью, высоким лбом.

- Тебя чего на войну повернуло? – Игорь толкнул плечом оратора. – Остынь. Серьезно, Ленке поспать надо.

Но Артема все несло, но голос он понизил:

- Война — двигатель прогресса. Вражда, конкуренция, угроза уничтожения толкают к развитию. Разрушение — вот суть вселенной, вот движимая сила белковых тел.

Артем говорил твердым голосом, по виду не подумаешь, что в венах полощется поллитра водки, разве что глаза остекленели. Сергей уже носом в тарелку клюет, Игорь в руках рюмку крутит.

- Разрушение - это жизнь! - глаза Артема округлились. - Во, блин, теорию я выдал!

Вадим усмехнулся:

- Тогда сам себя разрушь.

- Инстинкт самосохранения никто не отменял. Подожди, уточню. Смысл жизни - разрушение как расширение сферы своего влияния. Вот Россия - символ нашей страны бурый медведь. Да, мы не умеем строить, у нас дерьмовые машины и электроника, те которые для мирных целей. Зато мы умеем разрушать! Так как русские, никто не умеет. Но не просто для удовольствия, для установления нового порядка. «Мы наш, мы новый!» Для созидания получается.

- Какого на хрен созидания? - оторвал взгляд от рюмки Игорь. - Раз разрушили, 70 лет созидали. В единый ГУЛАГ страну превратили, потом в один миг все профукали. Эксперимент над народом устроили.

- Тогда уж не ГУЛАГ, а СоцЛаг. Полмира в кулаке держали! – Артем потряс кулаком. - Эксперимент? Вся история человечества - эксперимент.

- Тебя не поймешь, Артемий, - покачал головой Вадим. - Ты то красных, то за белых! То «почему мы так хреново живем», то гордишься, что полмира в кулаке держали. Определиться надо.

- Я анархист. А насчет красных - если победили, нельзя сдавать победу за вот эти бутылки разноцветные, джинсы вареные и иномарки, которые сюда вместо помойки везут. Железный занавес! Пусть плохое, но свое! Ты, Вадим, прав, дорасти народ должен, и сто раз прав - анархия для порядка! Разрушение старого, установление нового порядка, и железной рукой...

- Проходили уже. – перебил Игорь. - Железные дровосеки щепок нарубили, весь народ в зарубках. И полмира в кулаке не удержишь, сам говоришь - все народы разные.

- Правильно! – поддержал тогда Вадим. - Анархия и национализм вещи вряд ли совместимые. Нельзя подавлять свободу другого человека только из-за цвета кожи и разреза глаз.

- Не так все просто, Вадим. Земля, как планета, как шар - един. А вот шар заселён совершенно разными биологическими видами. И если брать гуманоидов - у нас тут чего только не представлено. И смешиваться им категорически возбраняется. Правильно люди на расы разделены! В этом разделении суть земного существования! Двигатель торговли - конкуренция, война - двигатель прогресса, противоборство рас - двигатель смены парадигм и закрутки витков цивилизации.

- Не наливайте ему больше! – заорал Сергей, забыв, что сам наполнял рюмки.

- Тихо ты! – прикрикнул Вадим. – В самом деле соседей разбудишь!

«Соседей». На самом деле только о Ленке и думал! И боялся признаться, как же -девушка друга. Перед мысленным взором предстал Ленкин образ. Светло-русые волосы, голубые глаза, жемчужные зубы. Она улыбается, искрятся волосы, глаза блестят. К ее шее тянется волосатая рука, сияние разрушает обезьянья рожа братка. Бандит вытягивает другую руку и на Вадима смотрит дульный срез пистолета.

Вадим дернул головой.

- Все это пустобольство! Мы уподобляемся интеллигенции. Добро должно быть с кулаками, идея — с пистолетом! Миллион мирных демонстрантов не сделают того, что сделает тысяча бунтарей с оружием. Нам нужно оружие!

- Я дам вам парабеллум. – с трудом выговорил Сережка. Допил последнюю рюмку и с чувством выполненного долга вырубился.

Проклятый «Распутин»! Если бы можно было предугадать, к чему приведут разговоры той ночью!

Полковник Мокшанцев в этот день не поехал на обед. Он сидел за столом в раздумьях, пальцы гладили визитку, брюки недвусмысленно натянулись в паху. На розовом прямоугольнике картона черное тиснение: «Виолетта Пластинина». Виолетта — одно имя возбуждает, из другого мира женщина! Мокшанцев представил вчерашнюю знакомую в неглиже — розовом с черной ажурной каемкой, сглотнул слюну. Не то что Гуля, жена, будь она неладна. Угораздило жениться на однокласснице из своей деревни. Сидит сейчас дома, корова жирная, щей наварила, ждет небось. Хотя бы на фитнес-шмитнес записалась, один хрен нигде не работает. Виолетта, та точно из зала не вылазит.

Полковник мысленно вернулся ровно на сутки назад.

- Фанаев, ты отчет закончил? Чтобы к 17-30 у меня на столе лежал! Вместе с отчетом! Поостри у меня! Завтра к генералу с собой возьму!

- Морда рябая, острит еще! - Мокшанцев набирал другой номер.

- Борисенко, ты где?! Подавай машину, через минуту выхожу!

Полковник нажал клавишу отбоя, положил мобильник в чехол-кобуру на поясе.

- Пусть только не успеет, хохляцкая морда.

Водитель родом был из соседней деревни, Украину видел только на глобусе, но Мокшанцеву нравилось считать туповатого парня хохлом. Сам Андрей Викторович Мокшанцев считал себя потомком достославного племени мокшей, проживавшего в данных местах с испокон веков. Мокши, по его мнению, и есть великоросы, а остальные, без выраженного эпикантоса, - хохлы, немцы и фашисты.

Андрей Викторович опечатал кабинет, начальственной, т. е. в меру быстрой, чуть вальяжной, плечи расправлены, походкой направился к лестнице. Остроносые туфли бесшумно ступали по ковровой дорожке, со стен смотрела гордость УВД — полноликие майоры и полковники, начальники отделений, образцово исполняющие свои обязанности. Андрей Викторович на секунду задержался возле своей фотографии. Вполне, вполне. Лицо гладкое, солидное, не залысина, а лоб высокий, волосы уложены на макушке как сейчас из парикмахерской, глаза серьезные, скифские — настоящий полковник.

Комок нервов толкнул планку турникета, Мокшанцев покосился на автоматчика — выпрямил ноги, когда вставал? Выпрямил, знает, с кем дело имеет.

На улице природа купается в солнечных ваннах, трава блестит, на асфальте ни соринки — городское УВД, это вам не задрипанный районный отдел.

Перед крыльцом переливался сине-белыми боками служебный форд. Урчал двигатель, за рулем пучил глаза сержант Борисенко. Мокшанцев сел на переднее сиденье: