Линвуд Баркли - Поверь своим глазам

— Да.

Он мрачно покачал головой:

— Иногда. Но чаще — нет. Мне доводилось знавать людей, которые всей своей жизнью заслуживали наказания, но расплачиваться им так ни за что и не пришлось. Остается надеяться, что им воздастся по полной программе в аду.

— Но если ты расплатился за свои грехи при жизни, то искупление состоялось?

— А почему об этом спрашиваешь ты? — удивился Октавио. — Я не считаю тебя дурным человеком. По-моему, ты — хороший человек.

Эллисон разревелась. Впервые за много лет. И плакала долго, до полного изнеможения. Октавио отвел ее в подсобку и уложил в постель, а потом сидел рядом и поглаживал по плечу, пока она не заснула. Ему очень хотелось помочь ей. Он искренне верил, что мать простит Адель Фармер любые ее прошлые проступки.

Когда Октавио убедился, что Эллисон крепко спит, он достал из-под матраца ее сумочку. В ней обнаружил удостоверение, которое свидетельствовало, что звали ее не Адель Фармер, а Эллисон Фитч.

И мать ее жила вовсе не в Сиэтле. В сумочке нашлось уже сильно помятое письмо, отправленное матерью Эллисон более года назад, в нем она писала, как сильно любит дочь, как от души надеется, что та найдет свое счастье в Нью-Йорке, но дом в Дейтоне всегда открыт для нее, если нужно будет вернуться.

Дейтон?

Октавио увидел на тыльной стороне конверта обратный адрес, переписал его, а затем положил письмо и удостоверение обратно в сумочку, сунув под матрац. Включив компьютер, он нашел номер телефона квартиры Дорис Фитч. Звонить вроде бы было уже поздно — перевалило за полночь, — но Октавио рассудил, что женщине, потерявшей следы своей единственной дочери, будет все равно, в котором часу ей позвонят.

Когда Дорис Фитч сняла трубку, говорить ему пришлось шепотом, но зато она просто зашлась от радости.

— Боже мой! — воскликнула Дорис. — Она жива. Слава Всевышнему, она жива! Поверить не могу. С ней все в порядке? Она здорова? Дайте ей трубку! Позовите ее к телефону. Я хочу услышать ее голос.

Но Октавио поделился с ней опасением, что как только Эллисон узнает, что он разговаривал с ее матерью, она может снова пуститься в бега, и потому будет лучше, если Дорис прилетит из Огайо сама и устроит для дочери сюрприз.

Как ни была Дорис Фитч обрадована полученными известиями, природные ум и осторожность ей все же не изменили. Если Октавио не в состоянии позвать Эллисон к телефону, не мог бы он все же представить хоть какие-то доказательства, что у него в мотеле работает именно ее дочь?

И тогда Октавио нашел способ убедить ее в этом:

— Она говорила мне, что когда была маленькой девочкой, вы на пальцах разыгрывали для нее настоящие кукольные спектакли, показывали чуть ли не всего «Волшебника страны Оз», чем приводили ее в полный восторг.

Дорис чуть не умерла от счастья.

— Я вылетаю к вам завтра прямо с утра, — произнесла она. — Назовите ваш адрес.

Октавио продиктовал адрес мотеля.

— Когда выйдете из аэропорта, просто дайте любому таксисту это название. Его тут все знают.

Повесив трубку, Октавио был очень доволен собой. Он сделал доброе дело.

А Адель-Эллисон ожидал потрясающий сюрприз.

В два часа пополудни в понедельник у меня была назначена встреча с Дарлой Курц — директором «Глейс-Хауса», где предоставлялись квартиры для людей с психическими отклонениями. Уезжая из дома, я оставил там Джули, которая практически все утро провела на телефоне, безуспешно пытаясь найти в фирме «Уирл-360» нужного человека, с кем можно было бы обсудить наш вопрос.

«Глейс-Хаус» оказался приятной на вид викторианской постройкой бледно-зеленого цвета в старой части Промис-Фоллз с прямо-таки пряничными украшениями и террасой, обрамлявшей дом с двух сторон. Построенный в 1920-х годах, он стоял на пересечении двух улиц, и просторный двор перед ним окаймляла высокая живая изгородь. Машину я оставил у тротуара и, войдя во двор, сразу встретил очень худого мужчину с редкой, как паутина, шевелюрой, в джинсах и футболке, который накладывал свежий слой белой краски на перила ступеней террасы со стороны фасада.

— Привет, — сказал он мне.

— Здравствуйте, — откликнулся я.

— Не бывает такой вещи, как чрезмерная осторожность, — заявил мужчина.

— Что, простите?

— Никакая мера предосторожности не может быть излишней.

— Это вы о чем?

— Просто так все говорят. — Он улыбнулся, заговорщицки мне подмигнул и вернулся к работе.

Я нажал кнопку звонка, и мне открыла дверь низкорослая женщина лет пятидесяти.

— Добрый день, — произнесла она.

— Мисс Курц? — спросил я.

Она кивнула.

— Меня зовут Рэй Килбрайд. Мы с вами разговаривали о моем брате Томасе, помните? Вам должна была звонить по этому поводу доктор Лора Григорин.

— Конечно. — Она снова кивнула, глядя на меня поверх очков для чтения.

Будь она мужчиной, я бы сказал, что у нее стрижка «под ежика», но это едва ли было применимо по отношению к даме. Мисс Курц пригласила меня в свой кабинет, куда вела дверь прямо из вестибюля. Много лет назад этот дом был, вероятно, особняком, принадлежавшим обеспеченной семье, но теперь даже беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы заметить, что его давно переделали под многоквартирное жилье. На ступенях, ведущих на второй этаж, сидела полная женщина в плотном зимнем пальто. Поскольку сейчас было одинаково тепло и внутри, и снаружи, я не мог понять, зачем ей понадобилась такая одежда. Но она лишь окинула меня невидящим взглядом, когда я входил в кабинет.

— Прежде всего позвольте поблагодарить, что согласились меня принять, — сказал я, заметив на стене кабинета оправленные в рамки свидетельство о прохождении курса психологии и аттестат социального работника. — О «Глейс-Хаусе» я пока слышал самые положительные отзывы.

— Что ж, стараемся, как можем, — с улыбкой ответила она.

В свою очередь, я посчитал своим долгом рассказать ей немного о Томасе.

— Мне кажется, вы бы отнесли его к типу вполне дееспособных людей. Но все-таки жить самостоятельно он не может, и именно это вызывает тревогу. Мы недавно потеряли отца, раньше он брал заботу о Томасе на себя. Готовил еду, занимался стиркой, уборкой дома и ничего не требовал от него, что, как я теперь понимаю, лишь усилило зависимость брата от посторонней помощи. Однако если поместить его в определенные условия, он на многое способен. Отцу было просто удобнее все делать за него. Впрочем, даже если приучить Томаса заботиться о себе, готовить пищу и так далее, ему все равно нельзя поручить содержать собственный дом. Оплата счетов, налога на недвижимость — для него сложно, и я не уверен, что брат этому научится. Ну и, конечно, за ним водятся странности.

— Уверена, что он прекрасно впишется в наш коллектив. Вы познакомились с Зигги?