Евгений Сухов - Зэка укроет тайга

— Что же это за испытание такое? — навзрыд плакала Анфиса. — Почему же так все поменялось? Ведь еще вчера все было так хорошо.

Дмитрий прижал ее к себе и прошептал:

— Мы это переживем, Анфиса. Не плачь! Все будет хорошо, как прежде.

— Как прежде, уже никогда не будет. Ведь я же их знала.

— Я тоже их знал, — глухо отозвался Аксенов, стараясь не поддаться чувствам. Еще не хватало, чтобы они заголосили на пару. — Пойдем! — потянул он Анфису за руку. — Нам нужно торопиться. Мы должны спастись.

Вертолет неистово полыхал, громко потрескивал и отбрасывал вокруг себя горящие щепки. Вокруг него образовалось выжженное черное пятно земли. Брызнувшее в тайгу топливо понемногу распалялось, выжигая среди сухой травы кривые тропинки.

Аксенов невольно отвернулся, чтобы не смотреть на покореженное почерневшее железо, которое еще каких-то несколько минут назад представлялось им желанным спасением.

Дотопали до автомобиля, некоторое время сидели молча, вслушиваясь в грозную рапсодию проснувшихся вулканов, а потом Дмитрий достал рацию.

— Вулкан Авачинский, я Сопка Безымянная. Прием!

— Сопка Безымянная, вас слышу, у вас все в порядке? Вертолет прилетел? Прием!

— Вертолет взорвался. Экипаж погиб. Пытаемся выбраться. Как слышите? Прием!

Некоторое время рация молчала, выдавая лишь треск и помехи, а потом раздался тот же глуховатый голос:

— Жалко ребят… Даже не знаю, что вам сказать… На равнину вам не выбраться, вы отрезаны широкими лавами двух проснувшихся вулканов: Северного и Снежного. Продолжайте идти к морю, но будьте осторожнее, только что на берег накатило цунами, практически уничтожив порт. Сейчас там формируется спасательная группа. Желаю вам удачи. Держите нас в курсе своего передвижения. Конец связи!

31 июля, Поселок Юрьевский, утро

Полковник Евдокимов посмотрел на вулкан, брызнувший в небо злым темно-красным снопом огня. За последние три дня его активность усилилась, и в пепловой туче то и дело наблюдались разряды молний, напоминавшие злобных мифических змей. Павел Спиридонович, большую часть жизни проживший на Камчатке, подобную активность вулкана наблюдал впервые и с тревогой посматривал на свечение лавы. Для человека, впервые приехавшего на Камчатку, парогазовая деятельность вулканов выглядит некоторой экзотикой, которую невозможно наблюдать на территории равнинной России, но для него это одно из худших переживаний в жизни. Нет радости в том, когда вдруг во время дрожания земли с потолка на голову начинает валиться штукатурка, а то вдруг опрокинется на колени горячий чайник, не меньшее худо, когда вдруг неожиданно лопнет стена тюрьмы, а в зоне нарушится целостность ограждений. Выброс пара — это всего лишь предтеча к худшему, далее следует взрыв вулкана, который никогда не обходится без жертв: то накроет лавой группу вулканологов, проводящих мониторинг, то завалит экстремалов, съезжающихся со всей округи, чтобы посмотреть на извержение.

Евдокимов скосил взгляд на подполковника Покровского. Тот во все глаза взирал на молниевые разряды, пробивавшиеся через плотную темную массу пепла, и, видно, воспринимал происходящее как бонус к дальней командировке.

— Впечатляет? — не удержавшись, язвительно спросил Павел, аккуратно объезжая сосну, повалившуюся на дорогу.

— Есть такое дело.

— Хм… Вы бы задержались еще на пару деньков, тогда такое можно увидеть! Впечатлений хватит на всю оставшуюся жизнь. Обещаю!

Телефон, лежавший на панели, громко завибрировал, напомнив о своем существовании.

— Слушаю, — отозвался Евдокимов. До Покровского доносилась лишь неразборчивая речь, приглушенная работающим двигателем, и чем дальше полковник вслушивался в слова собеседника, тем угрюмее становилось его лицо. — Ты уверен? — наконец произнес Павел Спиридонович. — Угу… Хорошо. Сейчас подъедем. — Выключив телефон, он положил его на прежнее место. — Тут еще одно дельце образовалось… Собственно, оно нам по пути, давайте подъедем, разберемся на месте. Не возражаете?

— Какие могут быть возражения? — хмыкнул Покровский. — Я у вас в гостях.

Проехали через березовую рощицу, белевшую ровными аккуратными стволами. Покатили по серпантину, обрывавшемуся глубоким каньоном, куда никогда не проникает солнце, будто бы чего-то опасаясь. Спустившись, выехали к небольшой речушке с перекатами, где у каменистого бережка стоял молоденький лейтенант с двумя солдатами, а рядом с ним, энергично размахивая руками, что-то объяснял худощавый мужчина лет сорока в старых джинсах и выцветшей зеленой рубашке, явно не из местных.

Остановив машину на узкой террасе, поросшей густой высокой травой, Евдокимов с Покровским спустились по шуршащему каменистому склону прямо к берегу.

— Что там у вас? — спросил Евдокимов после того, как поздоровался со всеми.

— Вот здесь, — сказал лейтенант и приподнял цветную простыню.

Под простыней лежало разодранное тело мужчины в зеленых перемазанных грязью брюках. Вместо лица лишь кровавая уродливая маска. Его тело было изрядно обглодано, а через багровые лоскуты брезентовой куртки выпирали сломанные ребра.

— Медведь? — уточнил Евдокимов.

— Он самый, — ответил мужчина.

— Да-а, угораздило его, — невесело протянул полковник. — Прикройте чем-нибудь.

Памятный случай с медведем-людоедом произошел десять лет назад, незадолго до извержения сразу трех вулканов, стоявших рядом с сопкой Безымянной. В народе их прозвали Три Богатыря, и каждый из них имел собственный характер. Тогда погиб целый геологический отряд, при взрыве вулканов его накрыло вулканическими бомбами. В живых остались лишь две девушки, сильно отравившиеся метановыми парами. Они-то и рассказали, что к ним в лагерь приходил медведь, порвавший повара.

Последний раз медведь-людоед объявлялся в этих краях восемь лет назад, тоже перед мощнейшим извержением вулкана Корякского. Тогда под лавой, хлынувшей с высоты полутора километров, были погребены две туристические гостиницы вместе с постояльцами. Поначалу медведь таскал с базы собак. Причем делал это настолько искусно, что ни одна из них даже не пискнула. А потом напал на сторожа, любившего покурить на лавочке. Медведя-людоеда удалось пристрелить сравнительно быстро. Два десятка охотников организовали облаву и гнали его по тайге до тех пор, пока он не угодил в яму с кольями, где и нашел свой конец.

Что же будет на этот раз?

Уже давно замечено, что бурые медведи перерождаются в людоедов в период сильнейшей вулканической деятельности. Видно, в их организме под воздействием ядовитых паров происходит какой-то генетический сбой. Они перестают опасаться человека и из осторожного зверя превращаются в хитрого и безжалостного охотника.