Евгений Сухов - Крутые парни

– Америка – за океаном, а мы – здесь. Ты, Варяг, расскажи, как работают наши деньги, – хмуро поинтересовался Шрам. – Братве, томящейся сейчас на зонах, нужен хороший грев. Я знаю, что на Урале «кумовья» даже в «строгачах» урезают братве пайку. Кто, как не мы, должен о них позаботиться.

– В Россию ежемесячно пересыпается кусок от прибыли, которую приносят финансовые операции. Эти деньги идут на зоны и тюрьмы, – спокойно разъяснил Варяг.

– Мы слышали, что ты в США не бедствуешь. В России ты жил куда скромнее, – вступил в разговор один из молодых законников по кличке Валет. – Открой нам секрет своего благополучия, может быть, и мы сможем так же.

Варяг знал, что первый срок Валет отбывал за изнасилование. Лет десять назад такой элемент опускали еще в следственном изоляторе, а сейчас насильник имеет такой же голос, как и все остальные. И к нему прислушивается молодежь.

Варяг почувствовал, как в зале повисла настораживающая тишина. Все ждали ответа.

– Это интересует весь уважаемый сход или только Валета? Ты, Валет, стал на диво любознательный. – Варяг встал и подошел к столику, где сидел Валет. – Я уловил в твоих словах намек, будто часть денег я забираю себе. Ты задал вопрос, на который нельзя не ответить… или за него отвечают по полной программе, – сдержанно, но жестко сказал Варяг.

Он неожиданно уловил в себе перемену. Состояние сродни тому, которое обычно накатывало на него перед арестом. Всякий раз в этом было нечто мистическое и не поддающееся объяснению. Предчувствие тоски, скорого заточения подступало к горлу, и этот ком невозможно было ни проглотить, ни выплакать. Душевная боль разрасталась, а собственное «я» становилось настолько ничтожным, что все вокруг теряло значимость и казалось мелким и нестоящим.

Каждый из сидящих в зале ощутил вызов в словах Варяга. Они как бы подводили черту под его судьбой, если кто-то из присутствующих мог доказать, что он хотя бы однажды запустил руку в воровскую казну. Но не менее печальный конец ожидал и человека, выдвинувшего необоснованное обвинение.

В блатном мире не признают понятий «понарошку». Каждое произнесенное слово должно быть взвешено и вымерено в соответствии с понятием «поступать по правде».

Поднялся Валет, и взгляды в зале были теперь обращены только в его сторону. Может, он сумеет поведать нечто такое, о чем не подозревают остальные воры?

– Варяг, никто не сомневается в твоей порядочности. Но все-таки каждый из нас хочет быть уверен, что деньги, которые отдаются в общак, обязательно пойдут на «благое дело». Это, конечно, неплохо, что часть денег за бугром. В России регулярно наступают смутные времена, и неизвестно, что будет с теми деньгами, которые оседают, например, в Москве. – В его голосе уже не чувствовалось былой решимости, он уже сполна осознал свою ошибку и жалел о сказанном.

– Братва, – вдруг поднялся Граф, – знаете ли вы, что сейчас всего страшнее?

– Пустой стакан, – нашелся Артист.

Все грохнули.

– Ну ладно тебе, Артист. Ты в своем репертуаре.

– А самое страшное, братцы, – время, которое мы теряем, и отсутствие порядка в России, – продолжил Граф. – Простому народу уже все равно, как назвать тот строй и ту силу, которые способны порядок обеспечить. Людям надоело опасаться за свою жизнь, не иметь возможности отложить деньги на старость. Шпана в России творит беспредел, беззаконие, а мы резину тянем и прохлаждаемся тут. Между прочим, на сходняк денежки тоже из общака плачены. Значит, от нас решений ждут, но главное не это. Главное то, что бардак во всем, и не только в экономике. Поглядите, не проходит дня, чтобы не пристрелили кого-нибудь из законных. Бандитизм… Слово не новое. Понимаю. Но именно бандитизм всех достал.

Варяг сделал останавливающее движение рукой, повернулся к Трубачу.

– Можно я продолжу?

Трубач кивнул. Варяг поднялся и сказал:

– Люди, и ты, Шрам, и ты, Дядя Вася, и ты, Валет. Совесть моя перед вами чиста. И первое, с чем я к вам обращаюсь, это ваше доверие ко мне. Я не предал воровскую идею ни в чем. Не вдаваясь в подробности, я вам все сказал. Судите сами.

В зале загудели. Снова поднялся Шрам.

– Варяг, и все-таки эта твоя фирма кому принадлежит? – Шрам ухмыльнулся, и рубец, рассекающий щеку от левого виска до подбородка, придал его лицу зловещее выражение.

– На сегодняшний день фирма «Интеркоммодитис» числится только за мной, но в швейцарской страховой компании имеется документ, по которому, в случае моей смерти, все деньги фирмы пойдут на поддержку российских тюрем, на тех, кто без гроша выходит на свободу. Документ, поверьте, оформлен грамотно, в этом легко убедиться. Все надежно. Это вам не русские банки, лопающиеся каждый день, как мыльные пузыри. Да еще и вы им в этом помогаете.

Кто-то негромко хохотнул.

– И все же, Варяг, что такое фирма «Интер…», как ее там? – поинтересовался Бугор.

– Братва, я вам проще так скажу: фирма «Интеркоммодитис» является частью российского общака. Есть еще вопросы? – Варяг окинул взглядом присутствующих. – Деньги из общака были переведены мне в «Интеркоммодитис» трансфертом из Швейцарии и других стран. Они не только сохранены, но еще и вложены в развитие экономики России. Но это – другой разговор. Поясню как-нибудь. – Варяг сделал паузу, а потом тихим голосом сказал как отрезал: – Вы меня поспрашивали? А теперь я хочу спросить…

– А теперь я хочу спросить, – повторил Варяг, и в зале наступила напряженная тишина. – Что стало с общаком, который остался в России?

Простой и ясный вопрос был подобен грому среди ясного неба. Все молчали. Первым поднялся Ангел.

– Я отвечу. К сожалению, общак, который крутится в России, за два последних года значительно сократился. Этот вопрос мы поднимали еще на прошлом сходняке. Назначили смотрящих над территориями вместо развенчанных и беспредельщиков.

– Это мало помогло, общак увеличился всего лишь на десятую часть, – вмешался в разговор сидевший за соседним столиком авторитет с Урала по кличке Муха. Он был одним из тех, кто был посвящен в дела общака.

Ангел кивнул.

– У нас есть сведения о том, что деньги, полагающиеся сдаче в общак, оседают в регионах. Не буду пояснять очевидное… всем ясно, что за этим последует, если выяснится, что это действительно так. Вообще необходим один смотрящий по России.

– Мне кажется, многие наши неурядицы от того, что у нас каждый сам по себе, каждый мнит себя князем удельным. Беда в том, что нет единоначалия, – негромко сказал Сухарь.

Ему было около семидесяти лет, но он не пропускал ни одного схода, и его слово имело вес. В общей сложности Алексей Васильевич Сухарев просидел в зонах более сорока лет. И будь создана в России Академия тюремных наук, он наверняка вошел бы в число самых почетных ее академиков.