Кирилл Казанцев - Криминальная империя

Белозерцев аж зарычал от бешенства. Это было оскорбление, страшное оскорбление для того, кто сидел, жил по понятиям. Эту фразу бросают как половую тряпку тем, кто в уголовной иерархии находится на самом низшем уровне. Тем, кого в зоне называют «опущенными», «машками». Это был со стороны Остапенко самый настоящий плевок в лицо.

— Какие у вас есть версии? — побарабанил пальцами по крышке стола райпрокурор.

— Собственно, самые первые, какие напрашиваются в таких случаях, — бойко начал отвечать Черемисов, — это версия ограбления и версия убийства из чувства личной неприязни. Она, как понимаете, может иметь место по двум причинам. Мартынов в прошлом работал в милиции, а это означает, что недоброжелателей из уголовной среды у него просто не может не быть. А во-вторых, он предприниматель. Обязательно кто-то остался недоволен зарплатой, кто-то затаил обиду за увольнение, какой-то партнер посчитал себя обманутым. А может, и в самом деле обманутый.

Пугачев, испытывая недовольство, повернул голову к своему помощнику, который влез со своими суждениями, когда вопрос адресовывался старшему.

— Вы вот что, Иван Трофимович, — повернул прокурор голову к Пугачеву. — С этим делом не затягивайте. Брать у Мартынова было нечего, я о нем слышал, и немало. Предприниматель, только бизнес у него такой, — прокурор неопределенно покрутил в воздухе пальцами, — не очень доходный. Не нефтяная скважина, не ломбард. А мстить… да кому он нужен. Я думаю, что справочка, которую вы запросите в полиции по его прежней службе, вам даст понять, что ничем он там особо не выделялся. Ни громкими разоблачениями, ни важными расследованиями. Он, по-моему, даже не в уголовном розыске работал. Опыт мне подсказывает, что это какие-то гастролеры его убили, но с целью ограбления. Деньги в дороге кончились, вот они их и добыли. И дальше поехали. Вот и давайте, оформляйте все, как положено, а сами посерьезнее займитесь делом Борисова. Обязательно покопайтесь в его бизнесе, поищите махинации там. Не просто так у нас убивают такого уровня бизнесменов. Там ищите.

Это следовало понимать практически как приказ, хотя высказано все было в виде советов умудренного опытом прокурорского работника, рассуждений вслух, добрых пожеланий.

Когда Пугачев вернулся в свой кабинет в сопровождении помощника, Черемисов сразу же кинулся включать электрический чайник. Он знал, что Иван Трофимович в это время после планерки любил выпить чашечку чая.

— Так что удалось выяснить по поводу Мартынова? — спросил Пугачев, усаживаясь в свое кресло. — Ты оперативникам задание давал?

— Да, конечно, Иван Трофимович. Установить, что на момент убийства или накануне у него в доме были большие денежные средства, не удалось. По сделкам ничего не проходит, из банка он никаких сумм не брал.

— А в отделении банка, где у него открыт счет, с работниками не беседовали? Может, они знают, слышали от него, что ожидал он поступлений, может, как раз к ним и ехал в тот день?

— Опрашивали, конечно! — заверил Черемисов. — Первым делом все его окружение, которое с деньгами может быть связано, опросили, включая и банковских работников. Он ведь бухгалтера не держал, даже приходящего. Сам все бумаги вел. А еще мы проверили версию с ухажером дочери, который мог быть ею отвергнут и в состоянии аффекта убить и девочку, и отца. Думаю, начальство абсолютно право по поводу гастролеров, которых теперь ищи-свищи!

— Ну-ну, не спеши с выводами! — недовольно сказал Пугачев. — Я тебя просил узнать подробности по тому трупу, что в реке нашли рыбаки. Узнал?

— Да, это дело поручили Семенову. Обнаружил местный рыбак, который честно признался, что браконьерствовал — ловил сетью с сыном. Они тело и выволокли. Личность установлена — это некий Сомов Петр Андреевич восьмидесятого года рождения. Работал он неким помощником у генерального директора нашей местной фирмы. Директор этот — Белозерцев Роман Павлович, между прочим, судимый, но теперь, как понимаете, поднялся и на другой стезе. Опрошены свидетели, которые подтвердили, что в день убийства у Сомова был выходной. Есть основания полагать, что убийство на бытовой почве, а не связано со служебной деятельностью.

— Бабник, пьяница, ранее судимый, застал сожительницу с хахалем? — с иронией спросил Пугачев. — На чем Семенов такие выводы сделал?

— А почему вас так этот Сомов заинтересовал? — вопросом на вопрос ответил Черемисов. — Если не секрет, конечно. Я что-то связи с нашими делами не вижу. Есть какие-то мысли?

— Пока нет, но надо быть в курсе всех важных происшествий в районе, — нравоучительно заметил Пугачев. — Так что? Был Сомов пьяницей, бабником?

— Вы знаете, Иван Трофимович, скорее наоборот. Не пил, не курил. Срочную служил на Северном Кавказе, потом остался по контракту. Вроде в разведподразделении каком-то. То есть подготовка у него определенная должна быть, и есть подозрения, что он занимался безопасностью в этой фирме у Белозерцева.

— Ладно, буду иметь в виду. Если что, то сам у Семенова спрошу. Теперь садись, бери ручку. Будем с тобой план дальнейшей работы сочинять по делу Борисова. Кстати, повторное вскрытие его супруги сделали?

— Да, я просто забыл, — смутился Черемисов, — я же его с собой принес, чтобы вам отдать.

— Расхождения есть с первыми результатами? — принимая прозрачный файл с документами, спросил Пугачев.

— Нет, все то же самое. Будем считать, что мы перестраховались и нас упрекнуть не в чем. Увы, бывает, что люди умирают от горя, да еще неблагоприятно протекающая беременность. С патологией.

— Я смотрю, ты все уже для себя по полочкам разложил? — проворчал Пугачев.

Почему-то в последнее время старого следователя Черемисов стал раздражать. Он понимал, что молодой человек не обязан разделять его страхов, подозрений, просто плохого настроения. Но все равно что-то в нем раздражало. Ведь столько лет вместе проработали!

Разъяренный Игнатьев вышел из здания Управления. Бесило все: и заходящее солнце, и мягкий ветерок, и улыбающиеся люди. Взгляд, как нарочно, уперся в вывеску открытого кафе в конце квартала. Игнатьев сплюнул с ожесточением и решительно двинулся по улице мимо своей припаркованной машины.

В кафе было шумно и почти все столики были заняты. Играла музыка, молодежь пила пиво, хохотала. Несколько пар в возрасте вели себя немного тише, но тоже были явно в приподнятом настроении. Игнатьева это устраивало. Он терпеть не мог мрачного молчаливого уныния и терзаний наедине с собой. Если нужна разрядка, то нужно идти туда, где шум и гам. И водка.

На полицейскую форму под навесом кафе почти никто не обратил внимания. Единственный, кто насторожился, — это молодой дагестанец-бармен.