Алексей Макеев - Утоли мою месть, пуля

– Так ты мстишь ему за сбитую собаку?

Поляков, все еще смотревший в одну точку, помотал головой:

– Она перебегала дорогу вместе с Машкой. Моя дочь замешкалась – может, ее ослепил свет фар, или она просто споткнулась, или еще что-то помешало, а Мотька в это время рванула вперед, и весь удар, предназначенный собаке, пришелся на Машку. Я едва смог опознать ее. Потом я узнал, что этот урод развлекался тем, что, напившись, гонял по улицам и сбивал машиной собак. Я сам видел, что передний бампер его «Фольксвагена» весь в засохшей крови.

– А собака?

– Мотьку, нашего лабрадора, убили менты, когда приехали по вызову. Она сидела рядом с Машкой и никого к ней не подпускала. Я похоронил сначала Мотьку, а через неделю свою дочь, ей было тринадцать лет.

– А потом умер? – продолжил Илья хронологическую последовательность.

– Нет, сначала я подал в суд. Узнав об этом, Меркушев через посредника предложил мне деньги, компенсацию, как он выразился, морального и материального вреда. Но я отказался, а его шестерку спустил с лестницы.

«Неосмотрительно…» Илья шевельнул затекшими руками, и «браслеты» звякнули еле слышно. Телохранители (или правильнее назвать их подельниками «святого отца») насторожились, но Илья больше не двигался и внимания к себе не привлекал.

– В суд он, конечно, не пришел? – Предположение оказалось неверным.

– Пришел, и не один, привел с собой свидетелей, и они заявили, что моя Машка была наркоманкой и проституткой, что они ее имели, как хотели, а деньги отдавали папе, то есть мне, так как именно я принуждал несовершеннолетнюю дочь к занятию первой древнейшей профессией. Что Меркушев сбил собаку, когда Машка бежала за его машиной.

«Узнаю сову по полету, добра молодца по соплям…» Все в его духе, Валерка верен себе везде и во всем.

– Суд встал на сторону Меркушева, меня обвинили в клевете, заставили пойти на мировую. Под давлением я согласился, а через неделю исчез из дома – в этом городе я жить больше не мог. Понимал, что должен убить подонка, но не знал, как это сделать. И решил нанять спеца по устранению людей.

От дверей послышался короткий вздох и что-то вроде «ни хрена себе». По виду оторопевших охранников видно – они эту исповедь слышали впервые.

– Это дорого, – воспользовался Илья образовавшейся паузой. – Проще самому… – И прикусил язык, чувствуя, что теперь не понаслышке знает, как проявляется «стокгольмский синдром», как происходит единение убийцы и его жертвы.

– У меня были деньги. После смерти – мне удалось сымитировать несчастный случай – я сделал себе новое имя, фамилию, прошлое. Все, чтобы жить дальше и добраться до этой твари. У меня была строительная фирма, она быстро пошла в гору, я разбогател. Потом решил оставить прошлое в прошлом и даже простил Меркушева, ибо он не ведал, что творил.

Снова торопливый шепот, крестные знамения, возведенные к потолку бытовки глаза. «Ведал, ведал, можешь мне поверить. Это братец его с башкой от рождения не дружил, а Валерка соображал отлично…» Илья закашлялся, ему поднесли к губам бутылку воды, дали сделать несколько глотков.

– Мне помогли поездки по святым местам и беседы со старцами, людьми праведной жизни. Они убедили меня, что поможет жертва на благое дело, и я жертвовал…

«Понимаю. Им твои деньги позарез нужны. Но на «Вал», вижу, немного осталось». Илья вытер губы о футболку на плече, прикрыл глаза. Что делать-то, что? Этот безумец будет исповедоваться еще долго, горе и пережитый за ним позор сломали Полякова, он сейчас как фанатик, ему впору пояс с тротилом надеть и в обнимку с Меркушевым к Господу Богу отправиться. Или к дьяволу, но это наверху решат, кого куда…

– Я продолжал много жертвовать на восстановление монастырей, в некоторых даже жил послушником, хотел постричься в монахи, пока в одной из обителей я не встретил Меркушева. И все вернулось с прежней остротой и болью. Я нанял людей, провел расследование и понял, с кем мне предстоит столкнуться. Пришлось продать все, мои наемники следили за братом Меркушева, но время шло, ничего не происходило. Ты вовремя появился, я уж стал терять надежду: в монастыре он не показывался после того, как туда приезжала его жена.

– Ты знаешь, что Меркушев пытался ее убить? Она выжила, но осталась инвалидом. – Илья так и сидел, прикрыв глаза, и смотрел то на серьезное лицо охранника за спиной Полякова, то в окно.

– За что?..

И вздрогнул всем телом, едва усидел на месте от резкого звонка, имитации старого телефонного аппарата. Охранник у двери достал из кармана джинсов телефон и подал его Полякову.

– Леонид?.. – произнес тот вопросительно и отвел взгляд от экрана.

Теперь все смотрели на Илью и молчали, мобильник умолк, чтобы немедленно затрезвонить вновь. И будет звонить до тех пор, пока не сдохнет аккумулятор или абонент не ответит.

– Это друг моего друга. Которого ты в помойку закопал, – пояснил Илья. – Могу поговорить с ним, это мой посредник на пути к Меркушеву. Без него встреча не состоится.

Поляков раздумывал недолго, повернул голову, кивнул в сторону пленника. Подошел тот, с татуировками на руках, заставил Илью согнуться в три погибели и снял «браслеты».

– Без глупостей.

Какие уж тут глупости, когда в многострадальную голову упирает дульный срез «Вала». Если «послушник» нажмет на спуск, бытовку придется выбрасывать на помойку, благо она недалеко, ибо внутри будет очень грязно и липко. Илья взял дрожащий мобильник, нажал клавишу ответа.

– Это Тынский. Дай мне Волкова, мне надо поговорить с ним. Или все отменяется! – с налета потребовал полковник.

– Не могу, он мертв, – сказал Илья.

Пауза в гробовой фоновой тишине, даже дыхания собеседника не слышно. Пять секунд, десять – все, что ли, спекся Тынский?

– Ты? – выдохнули из трубки.

– Нет! – Быстрый взгляд на Полякова и его шайку. – Сам понимаешь, мне незачем.

– А кто тогда? – Голос ровный, не дрогнет, все свои эмоции Тынский запихнул себе в известное место и сейчас просто говорит со свидетелем.

– Не поверишь, но у меня появился конкурент, он первый в очереди к башке Меркушева. Даже не знаю, что теперь делать…

В голове снова помутилось, дуло «Вала» исчезло, а от удара по ребрам стало жарко. Илья глотал спертый, провонявший помойкой воздух, прислушиваясь к разговору.

– Кто это? – спросил перехвативший трубку Поляков. Выслушал ответ, скривился и проговорил с нескрываемым удовольствием: – Мало ли, кто тебе нужен. А Волков твой давно в помойке лежит, его бульдозером на самое дно закатали. Сам туда пошел, брат… – И нажал отбой. – Сам Тынский о тебе беспокоится, – проговорил поп, вперившись взглядом в лицо Ильи. – Очень хочет с тобой поговорить, но не сказал, о чем именно. Не прояснишь?