Татьяна Полякова - Овечка в волчьей шкуре

— Твоего Эдуарда Витальевича.

— Что значит — боишься? — Муж взял меня за подбородок, должно быть, с намерением заглянуть мне в глаза, но толку от этого было мало, я упорно отводила взгляд. — Что значит — боишься? — повторил он, теперь его голос звучал очень нежно. Я устроила голову на его плече и вздохнула.

— Просто боюсь, — ответила я, потому что он ждал моего ответа.

— Он что, сказал что-то такое…

— Нет-нет…

— Приставал к тебе?

— О господи, нет…

— Тогда что?

— Не знаю, Андрюша. Он так странно на меня смотрит, точно я муха под микроскопом.

— Все эти светила медицины немного чокнутые, не стоит обращать внимание. — По тому, как он это сказал, я поняла: муж успокоился, все, что я говорю, для него теперь не более чем капризы взбалмошной женщины. — Лучше всего послать всех врачей к чертям собачьим. По-моему, ты совершенно здорова. Разве нет?

— Конечно, — согласилась я. — Ты знаешь, почему я пошла в больницу…

— Послушай, детка. — Теперь он посадил меня к себе на колени и гладил по голове, точно я была несмышленым ребенком. — Я очень люблю тебя, и мне кажется… нам ведь хорошо вдвоем, верно? — Я кивнула, пряча глаза, но не выдержала и спросила:

— У меня не будет детей? Никогда? Ты это точно знаешь, поэтому так говоришь?

— О господи, Аня… Ты совершенно здорова, и дети у нас будут, с какой стати им не быть? Прошу тебя, не забивай голову всякой ерундой, ты вполне можешь стать матерью-героиней, если захочешь. — Он засмеялся, но смех вышел натянутым, торопливо поцеловал меня, устроился поудобнее на диване и потянул меня за руку, чтобы я легла рядом с ним. — Мне не нравится, что ты так много думаешь об этом. У тебя какая-то навязчивая идея. Ты сама себя пугаешь. Это глупо. В конце концов, нам совершенно некуда торопиться. Ты успокоишься, и все придет само собой, никакие врачи не понадобятся. Я очень люблю тебя, — прошептал он, а я улыбнулась.

На работу в тот день он так и не пошел. Мы отправились в парк, где прогуляли до самого вечера. Вернувшись, я стала готовить ужин, а Андрей устроился с газетой в лоджии, но в одиночестве ему не сиделось, и он вскоре перебрался на кухню. Несколько раз я ловила на себе его настороженный взгляд.

— Хочешь, поужинаем в ресторане? — спросил он.

— Что? — Я не сразу сообразила, что он спросил, занятая своими мыслями. — Извини… Нет, не стоит идти в ресторан, у меня уже все готово… Все-таки это странно, что я ничего не помню, — вздохнула я.

— Ради бога, не начинай все сначала, У тебя была тяжелейшая травма, просто поразительно, что ты осталась жива. Пять дней в коме, две операции… Ты сама все прекрасно знаешь…

— Не знаю, — покачала я головой.

— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился Андрей.

— Андрюша, все, что я знаю о себе, я знаю из твоих рассказов. Это так странно. Двадцать четыре года абсолютного небытия, иногда мне кажется, что меня и не было вовсе, как будто ты слепил меня из глины…

— Из ребра, — засмеялся он. — Я смастерил тебя из своего ребра, как Адам Еву, правда, Адаму помогал господь… Впрочем, мне тоже… Только благодаря его милости ты осталась жива. — Последние слова он договорил, уже поднявшись, и обнял меня. — Не забивай себе голову. Эдуард Витальевич убежден, что память к тебе вернется. Пройдет время, ты успокоишься…

— Я думаю, если бы у нас сохранились какие-то фотографии, мне легче было бы вспомнить. Ведь у мамы наверняка есть мои фотокарточки?

— Разумеется.

— А наши свадебные фотографии у неё есть? Мне бы очень хотелось…

— Наверное, есть. — Голос его звучал слегка недовольно. Я хорошо знала своего мужа и научилась распознавать его настроение по малейшим изменениям в интонации.

— Расскажи, как мы познакомились? — попросила я. — Вдруг я что-нибудь вспомню?

— Никакой романтики, — хохотнул он. — Мы каждое утро садились в один троллейбус, четырнадцатый номер. Ты всегда вставала у окна на задней площадке, а я на тебя смотрел. Однажды мы встретились вечером, ты возвращалась домой от подруги, а я с работы. Я набрался смелости, подошел и сказал: «Здравствуйте, меня зовут Андрей», а ты засмеялась и ответила: «А меня Аня», и я пошел тебя провожать. Возле подъезда мы столкнулись с твоей мамой, она шла из магазина и пригласила меня пить чай. Я ушел от вас где-то в одиннадцать, а на следующий день встречал тебя из института. Через два месяца мы поженились. Затем я получил назначение в этот город и уехал, а ты осталась в Екатеринбурге. А потом… потом ты знаешь. — Он тяжело вздохнул и стал смотреть в окно. — Твоя мама позвонила мне на работу, первым же самолетом я вылетел в Екатеринбург. Я не знал, что меня ждет, застану ли я тебя живой… Извини, я больше не хочу рассказывать. Я рад, что есть сегодня, понимаешь? Есть ты, я, и мы вместе. Все остальное не имеет значения.

— Конечно, — улыбнулась я и поцеловала его, а потом он меня, и мы на некоторое время забыли про ужин.

Следующие два дня мы провели за городом на даче Андрюшиного друга. Друг Андрея сам ездил сюда очень редко, и дача практически была в нашем полном распоряжении, маленький двухэтажный домик на окраине деревушки, затерявшейся в лесу. Весь день шел дождь, мы сидели на веранде обнявшись и были абсолютны счастливы.

— Хочешь почитать или посмотреть телевизор? — поинтересовался Андрей.

— Нет, — покачала я головой и спросила, помедлив:

— Тебе не скучно со мной?

— Мне? — Он так удивился, что мне на какое-то мгновение стало стыдно. — Что за вопрос?

— Ты ушел с хорошей должности, работаешь охранником. Разве тебя может устраивать такая работа?

— Меня очень устраивает график. Сутки отдежурил, двое дома. Я хочу быть с тобой, ты не знала? — Опять его голос изменился, точно я сказала что-то обидное.

— У нас нет друзей… по крайней мере, к нам никто не приходит, и мы за эти полгода ни разу ни у кого не были. У меня нет подруг…

— По-моему, у тебя неплохие отношения с Валентиной (это наша соседка).

— Неплохие, — согласилась я. — Она иногда заходит, и мы с ней пьем чай… Но это ведь совсем не то.

— Я понял. Ты выздоровела и хочешь жить нормальной жизнью. Мне стоило раньше об этом подумать и…

— Андрюша, — позвала я, он замолчал, настороженно глядя в мои глаза. — Андрюша, я думаю… — Я на мгновение зажмурилась, но решила договорить до конца:

— Я думаю, дела мои плохи, ты действительно любишь меня, я знаю… и… я скоро умру?

— Что? — Глаза его расширились от изумления, несмотря на трагизм ситуации, выглядел он комично, я едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. — Что за сукин сын тебя надоумил? — Он вскочил с дивана, отшвырнул стул и так посмотрел на меня, что я на какое-то мгновение испуганно замерла, а потом принялась оправдываться.

— Прости меня, врач вел себя так странно… и я подумала… Андрюша, ты такой добрый, нежный, ты так терпелив со мной, я решила, что ты… как бы это сказать, ты хочешь, чтобы я была счастлива…