Татьяна Полякова - Деньги для киллера

— Это ты из-за Глеба психуешь, — вздохнула Сонька. — Оно и понятно. Заметный мужик. Очки носит для солидности.

— Что? — растерялась я и даже в кресле осела.

— Говорю, не иначе, как для солидности, на кой они ему черт?

— С чего ты взяла?

— Я ж не дура какая, я очкарик с двадцатилетним стажем.

— Выдумываешь черт-те что!

— Понеслась, вражья сила. Ладно, я дура. Давай кофе выпьем. Для бодрости.

— Не хочу я кофе. На ночь вредно. А вот очки эти…

— Сколько в тебе национального, теперь в гроб вгонишь с этими очками. Носит их мужик для солидности: очки стильные, оправа золотая, можно сказать — визитная карточка на носу. Сейчас чокнутых полно, просто так очки носят, а очкарики, вроде меня, таскают контактные линзы. Ты, Гретка, чудная баба, где такая умная, а простых вещей не понимаешь. У каждого свой бзик.

Что ж теперь, всех в шпионы? А вот и главный Джеймс Бонд, — сказала она, выглянув в окно. — Пойду встречать.

Витька от порога заулыбался, вроде бы просто в гости заглянул. Ломать комедию я была не намерена и решительно сказала:

— Витя, может, нам уехать? На время?

Идея не показалась ему привлекательной.

— С какой стати вам уезжать? Все идет нормально.

— Если бы не мой друг…

— А этот друг, он кто вообще?

— В каком смысле?

— Чем занимается?

— В какой-то фирме охранник. А что?

— Так, интересно. В какой фирме?

— Кажется, «Евростиль». Почему мы говорим о моем друге, а не о том, что произошло?

— Не беспокойся, у вас надежная охрана.

Я опешила и только через минуту спросила:

— А где ж она была сегодня?

— Мальчики малость облажались. Уже внушил.

— Ты посуровее с ними, Витя, — сказала Сонька, — сам понимаешь, мы женщины нервные, не каждое приключение пережить сможем.

— Я же сказал, — отмахнулся Витька, явно недовольный. — Все нормально.

Вот тут и зазвонил телефон. Я сняла трубку и впервые услышала этот голос, тихий, бесцветный и почему-то страшный.

— Привет, детка, — произнес он, — дай-ка трубочку тому козлу, что слева стоит. — Я машинально протянула трубку Рахматулину, он взял ее, слегка озадаченный, а я торопливо вышла из комнаты. На полке возле ванной у Соньки имелся еще один аппарат, а меня просто одолевало любопытство.

— С девочками развлекаешься? — смешок. — Давай, давай. Ты уже нашел мои деньги?

— Слушай, ты! — Рахматулин даже не пытался казаться спокойным.

— Заткнись! Я даю тебе две недели. За это время ты найдешь убийцу моего связного и мои деньги. А не найдешь…

— Кому ты грозишь! — рявкнул Витька. — За две недели я найду тебя и вытру ноги об твою шкуру…

Опять смешок.

— Подойди к окну. Подойди, подойди.

Я повесила трубку, вернулась в комнату и встала у окна рядом с Витькой. Ничего интересного за окном не было: двор, дома напротив и Витькина машина с охраной у подъезда. Мы переглянулись, в этот момент вроде бы что-то хлопнуло, и машина, сверкнув пламенем, распалась на куски.

— Вот это да! — пробормотала Сонька, совершенно ошалев. Рахматулин выглядел не лучше.

— Привет, — донеслось из трубки, и Витька, опомнившись, заорал:

— Ты покойник, сука… — Из трубки слышались гудки. Рахматулин отшвырнул телефон и закружил по комнате. Сонька телефон подобрала, и мы замерли на диване.

Приставать сейчас к Витьке охоты не было.

— Шакал паршивый! — рычал он. — Ты не волк, а шакал… Я тебя из-под земли достану! — приговаривая так, он пинал Сонькину мебель — ей, не мебели, а Соньке, это вряд ли нравилось. Понемногу он выдохся и вспомнил о нас. Мы поглядывали в окно, там толпа собралась и милиция подъехала.

— Мне надо идти, — буркнул Витька и исчез, хлопнув дверью так, что треск пошел по всему дому.

— Дела, — вздохнула Сонька, — ему бы теперь свою задницу уберечь. А кто о наших подумает? Вся надежда на тебя, белокурая бестия.

— Вот что, узнай через справочное телефон фирмы «Евростиль».

— Глеба проверять будешь?

— Буду.

Вежливый женский голос спросил, что мне угодно, я ответила.

— Одну минуточку. — И через пару секунд:

— Извините, Глеба Григорьевича сейчас нет.

— И что? — спросила Сонька. — Трудится там Глеб?

— Вроде бы.

— Легче стало?

— Может, все ему рассказать?

— Решай. Мне он кажется сугубо положительным. Я правильно выражаюсь? Вообще хочется видеть рядом человека, способного вытащить нас из дерьма. От Витьки толку мало, с ним еще быстрее в ящик сыграешь.

— Мартышек жалко, — задумчиво проронила я.

— Кого?

— Охранников. Между прочим, их убили.

— Хорошо, что не нас. Мы в этой тачке тоже катались. Да… Ночевать у меня останешься?

— Останусь. — И тут до меня дошло. — Он же нас видел!

— Кто? — испугалась Сонька.

— Этот, как его… Оборотень… Он же сказал: передай трубку козлу, что слева стоит. Он же видел.

— Ты меня пугать завязывай…

Я бросилась к окну: пятиэтажки, двор, окна напротив…

— Какого черта шторы не купишь? — рявкнула я.

— А?

— Шторы на окна купи.

— Зачем? У меня третий этаж.

— А бинокль — в деревне?

Тут мне стало неловко за себя, за свою беспросветную глупость то есть, я махнула рукой и сказала:

— Ерунда… Где-то там сидит этот самый Оборотень и на нас поглядывает.

— Греточка, мы-то ему зачем, а? Страшно-то как, сидишь вот, дура дурой, ничегошеньки не понимаешь…

Мы обнялись с намерением зареветь, но звонок в дверь нас отвлек. На пороге стоял Глеб.

— Ну и способность у тебя, — покачала Я головой, — как всегда, не вовремя.

— Как Софья? Все нормально?

— Софья на диване сидит, а у нашего приятеля машину взорвали, в ней люди были. Вот так. А ты какими судьбами?

— Беспокоился, — пожал он плечами, — хотел тебя до дома проводить. Негласно.

Ждал в переулке. А тут милиция, суета. Испугался за вас.

— Позвонил бы…

— Решил, так быстрее получится.

— Номер квартиры соседи подсказали?

— Ага. Ты домой поедешь?

— Нет. Здесь останусь.

— У меня никаких дел, — опять пожал он плечами, — могу составить компанию.

— Идемте ужинать, — вздохнув, предложила Сонька.

Мы поужинали и попытались вести светскую беседу. Больше всех Глеб старался.

Истощив все темы, от кулинарных способностей Соньки до плохой погоды, он сделал пару кругов по комнате и остановился перед Сонькиным портретом. Спросил:

— Кто рисовал?

— Гретка. Черты обессмертила. Я помру, а черты останутся.

— Это правда ты? — удивился Глеб.

— Правда. Я одаренная натура. Творческая личность. Хочешь, твой портрет напишу?

— На это, наверное, много времени нужно?

— На портрет — да, а вот карандашный набросок — минутное дело. Сонька, где мое барахлишко?

Сонька извлекла из тумбочки бумагу с карандашами и принесла мне.

— Садись, Глеб.

— Ты серьезно? — удивленно спросил он.