Татьяна Полякова - Деньги для киллера

— Давайте все-таки в травмпункт, — тихо сказал он, — чтоб не беспокоиться потом.

— И не буду. Я отлично себя чувствую.

Кстати, «кирпич» на въезде вполне краснобелый, взгляните из любопытства.

Я хотела выйти, но он вдруг проявил чудеса ловкости, быстро захлопнул дверь, завел машину и с места тронулся.

— Мне это не нравится, — сурово сказала я.

— Пожалуйста, не будем спорить, до больницы езды десять минут, и я сразу же доставлю вас домой.

— Я не успею купить молока.

— Успеете. Клянусь, молоко к завтраку у вас будет.

Я отвернулась и стала смотреть в окно.

Интересно, как я сейчас выгляжу? Скверно, надо полагать. Даже сумки нет, чтобы привести себя в порядок. Я на него покосилась, а он на меня. Улыбнулся и сказал:

— Меня зовут Глеб. А вас?

— Я не спрашивала, как вас зовут.

— Послушайте, я, конечно, понимаю, что вы на меня сердитесь, но… может, вы все-таки простите меня?

— Может быть. Кстати, вот еще «кирпич», вы их что, принципиально не замечаете?

— Я просто тороплюсь доставить вас к врачу.

— Вы потенциальная угроза не только для пешеходов, но и для транспорта.

Тут мы въехали во двор больницы, и он начал обращаться со мной, как с тяжелобольной: помог выйти из машины и всю дорогу до кабинета трогательно поддерживал под руку.

— Слушайте, — разозлилась я, — перестаньте прикидываться. Чувствую я себя нормально, заявлять на вас никуда не собираюсь, так что не надо лишних телодвижений.

Он никак не отреагировал на мои слова и был по-прежнему настойчив. Приемная, к счастью, была пуста. Дежурил молодой парень, которому явно нравились блондинки.

Из одних заботливых рук я перекочевала в другие. Через пятнадцать минут врач вынужден был признать, что, кроме синяков, никаких увечий у меня не наблюдается.

В отличие от него, я порадовалась этому.

И покинула кабинет. Тип по имени Глеб сидел на скамье в коридоре и терпеливо ждал известий.

— Как дела? — спросил он.

— Нормально. Вам не удалось сломать мне ни одной косточки. Расстроились?

— Вы всегда такая сердитая?

— Нет. Раз в неделю. Чаще меня машины не сбивают.

— Если все закончилось не так уж плохо, может, вы перестанете злиться и скажете, как вас зовут?

— Не скажу.

— Почему?

— не знаю. Может, из вредности.

— Такая красивая девушка не может быть вредной.

— Может! Особенно если ее слегка зацепят бампером.

Мы сели в машину и направились к моему дому.

— Где молоко покупаем? — спросил он.

— На остановке, возле гастронома. Вот здесь сверните.

Он свернул и остановил машину. Последняя бабулька сворачивала сумки.

— Ну вот, — вздохнула я. Глеб выскочил из машины и кинулся к старушке.

— Все продали? — прямо-таки с отчаянием спросил он.

— Все, сынок.

— Ну, ничего. Где-то ведь еще молоко продают. Верно?

— Верно, — кивнула я, взяла из его рук бидон и пошла к дому. Он бросился за мной.

— Подождите, давайте съездим.

— Перестань суетиться! — разозлилась я. — У меня нет к тебе никаких претензий.

Всего доброго.

— Здорово, что мы опять на «ты».

— Милицию позвать или так отцепишься?

— Да здесь ни одного милиционера.

— Хорошо, шагай рядом, только заткнись.

— Может, все-таки познакомимся?

— Не имею желания.

— Почему?

— Я что, отвечать должна?

— Слушай, я понимаю, по-дурацки все получилось, извини ради Бога, хочешь, на колени встану?

— Обожаю клоунов.

— Просто у тебя некрасивое имя и ты стесняешься.

— Точно. А вот мой некрасивый дом. До свидания.

— А как же молоко к завтраку?

— Муж купит.

— Муж? Черт, как не повезло. А он точно есть?

— Еще бы, и в придачу к нему двое детей.

Не оборачиваясь, я сделала ручкой и вошла в подъезд.

— Кто это рядом с тобой бежал, похожий на московскую сторожевую? удивилась Сонька, таг щась в кухонное окно.

— Один подслеповатый псих. Он не заметил «кирпич» и пытался сбить меня машиной.

— Это он зря. Машина денег стоит.

— Именно это я ему и сказала.

— Слушай, а он очень даже ничего. Высокий, блондинистый. Одет прилично.

Тачка путевая?

— «Восьмерка».

— Во… Светку Сафронову Вовка сбил — поженились.

— То-то она двенадцать лет мучается.

— Так он ее велосипедом сбил, а не «восьмеркой». Молоко где?

— Ушло. Вместе с бабулями.

— А ты где была?

— В травмпункте. — Я поведала историю о наезде и продемонстрировала плащ. Сонька сочувствовала и по молоку тосковала.

Тут в дверь позвонили, я пошла открывать: на пороге стоял Глеб с трехлитровой банкой молока в руках и сиял, как новенькая монетка.

— Привет! — лучисто улыбнулся он. — Завтракать еще не сели?

— Уже поужинали.

— А войти можно?

— Войти нельзя. Моему мужу это не понравится. Он сейчас в ванной с опасной бритвой в руках.

— Цивилизованные люди пользуются электрической.

— А он не цивилизованный. Если в три секунды не исчезнешь, сам в этом убедишься.

— Да брось, ты не замужем.

— Серьезно?

— Я у пацанов во дворе спросил. Клялись. И потом, не может мне так чертовски не везти. Это ж нечестно. Банка тяжелая, держать неудобно, можно я ее на тумбочку поставлю?

— Зря старался. Я покупаю молоко у знакомой старушки, у других не беру. Спасибо за заботу. Очень тронута. До свидания.

Я попыталась закрыть дверь. Из-за моей спины возникла Сонька и ласково замурлыкала:

— А вот и молочко, как славненько. Чего человека в дверях держишь? Человек услужливый…

— Скройся с глаз, — зло проворчала я.

— И чего ты взъелась? А вы проходите.

Давайте мне банку.

— Ты чего в моем доме хозяйничаешь?

— Она вообще-то ласковая, — ухмыльнулась Сонька, — это сегодня на нее накатило, видать, шибко вы ей по кумполу съездили.

— Уйди, убогая, — прошипела я.

— Да ладно, пойдемте в кухню. Глянь, мужик какой, росту почти два метра, косая сажень в плечах. Мужик нынче редкость, по весне и то не отловишь, а этот сам явился.

Может, мы на «ты» перейдем? — веселилась Сонька. — Для простоты общения?

— Я с удовольствием, — согласился Глеб. — А нельзя чашечку чая? В горле пересохло от всех переживаний.

— Чаю? Запросто. А можно и покрепче чего, или за рулем ни-ни?

— За рулем не употребляю.

— И правильно. Сразу видно серьезного человека. А вот мой, прости Господи, что за рулем, что без руля, пьет, подлец, ох, горе горькое!

Я сидела, хмуро разглядывая гостя. Сонька суетилась, на стол накрывала и на меня поглядывала с хитрецой.

— Чаек покрепче уважаете?

— Если можно…

— Чего ж нельзя… чаек есть.

— Мой чаек, — сказала я и разозлилась на себя, было это совсем глупо.

— Да ладно тебе! — отмахнулась Сонька.

Выпили по чашке чая.

— Может быть, все-таки познакомимся, — сказал Глеб, — за одним столом сидим.