Татьяна Полякова - Брудершафт с терминатором

— Как зовут дружка? — с внезапно нахлынувшим страхом спросила я.

— Тебе зачем? — нахмурилась Екатерина Ивановна, встала, махнула рукой и заметила с досадой:

— Зря я тебе рассказала. Он узнает, мне достанется, и правильно: не лезь не в свое дело.

Я вышла на крыльцо в крайнем волнении. А что, если… Зачем гадать, надо поговорить с Алексеем. Зная его характер, нетрудно предположить, что разговаривать со мной он не станет. Но если догадки мои верны, выходит…

— Мама, — крикнула Сашка, появляясь из огорода, — я кузнечика поймала, хочешь покажу?

Прошло три дня. Я с трудом отличала их один от другого, мне казалось, мы живем здесь целую вечность. Я измучилась неизвестностью и, кажется, готова была сорваться в любой момент, но в последний миг, стиснув зубы, заставляла себя смириться. Что толку приставать к нему с вопросами, если он не желает на них отвечать. Одно радовало: Сашке дачная жизнь явно нравилась. И хотя каждый день она неизменно интересовалась: «Когда мы поедем к папе?» — услышав в ответ: «Через недельку», — удовлетворенно кивала и через минуту уже забывала о своем вопросе.

Деревенская жизнь оставляет очень мало времени для праздности, что позволило мне, живя в одном доме с Алексеем, видеться с ним в основном за столом. Он что-то там чинил на дворе, а я пропадала на огороде. После разговора с Екатериной Ивановной я спокойно, но твердо заявила, что ночевать буду в передней вместе с Сашкой. Екатерина Ивановна этому не удивилась.

На четвертый день, часов в девять вечера, когда мы с Сашкой были у соседей, Алексей уехал, ничего не сказав матери, и вернулся только через двое суток. Двое суток мы томились ожиданием, тщательно скрывая друг от друга свое беспокойство. Я не выдержала первой.

— Екатерина Ивановна, Алеша не сказал, куда он уехал? — кашлянув, спросила я. И вдруг покраснела и разозлилась на себя за это, да так, что повторила свой вопрос теперь уже гораздо увереннее.

— Нет, — покачала она головой. — Я думала, может, хоть ты знаешь.

— Он мне ничего не сообщил, — усмехнулась я.

— Мне тоже. Ничего не поделаешь — такой характер. Может, дела какие, — вздохнула она.

«Дела, — мысленно передразнила я. — Какие у него могут быть дела? Он взял мои деньги и бросил нас здесь… Впрочем, еще вопрос, что бы я сейчас делала, откажись он мне помочь».

Екатерина Ивановна беспокоилась за сына. Наверное, она привыкла вот так ждать его. не зная, где он, когда вернется, каждую минуту готовая выбежать на крыльцо… Я замечала, как она вдруг замирала, точно прислушиваясь к чему-то внутри себя, горестно вздыхала и шла дальше.

В такие минуты я искала глазами Сашку и благодарила бога, что она со мной, маленький человечек, который нуждается во мне и любит меня. «Пусть это будет подольше, пусть так будет всю жизнь», — думала я, хоть и знала, что так не бывает. Придет время, и кто-то станет для моей дочери важнее меня. А пока я хочу быть с ней каждую минуту, говорить с ней, видеть ее. Господи, какое это счастье!

Сашка уснула. Мы пили чай на кухне, то и дело поглядывая в окно, уже не скрывая своего беспокойства.

— Вроде бы машина, — прислушиваясь, заметила Екатерина Ивановна, приподнялась и распахнула окно.

Так и есть, со стороны дороги доносился шум мотора. Машина приближалась, и вскоре стало ясно — это Алексей. Мы одновременно вздохнули и, суетливо пропуская друг друга, вышли на улицу. Джип замер возле крыльца, дверь распахнулась и Алексей вывалился на землю. В первое мгновение я решила, что он пьян. Он с трудом приподнялся, опираясь на одну руку, я увидела его лицо и вскрикнула, а потом попятилась. Екатерина Ивановна бросилась к сыну и помогла ему встать. Ни о чем не спрашивая, она помогла ему добраться до кровати. Он лег, закрыл глаза и задышал ровнее.

Бровь его была рассечена, со лба на лицо стекала кровь, губы — разбиты, на скуле свежая ссадина… Но не это поразило меня. Разорванная рубашка задралась по самую грудь, и я увидела рубцы на его теле. Стало ясно: ни о какой банальной драке и речи быть не может, кто-то над ним здорово поработал. От души и явно не жалея времени.

В целом он напоминал отважного партизана после допроса в гестапо. Я стояла столбом, таращась на него, кажется, даже без мыслей, только чувствуя тяжесть в желудке и борясь с подступившей тошнотой.

— Что ж это такое? — испуганно пробормотала Екатерина Ивановна.

— Все в порядке, мать, — не открывая глаз, сказал он. — Ребро сломано, а остальное ерунда. Ангелину позови.

— Она здесь.

— Ага… Поговорить мне с ней надо.

Екатерина Ивановна взглянула на меня, нахмурилась и поспешно вышла. Я приблизилась к Алексею, он по-прежнему лежал с закрытыми глазами, тяжело дыша. Я подумала, может, он без сознания, коснулась его руки и на всякий случай позвала:

— Алексей…

— Деньги в сумке, под кроватью. Забирай их и поезжай к мужу.

Я вцепилась рукой в кресло, чтобы удержаться на ногах.

— Они… они нашли тебя? — спросила тихо. — То есть я хотела сказать…

— Дружков встретил, старых… Теперь неделю буду отлеживаться, а дружки могут заглянуть, вдруг соскучатся. К чему вам встречаться. Поняла? Бери ребенка, деньги и сматывайся.

— Это они, да? Те самые люди?

— Я же сказал, старые друзья. Кое-что не поделили. И ни к чему им знать о тебе. Все. Башка гудит, спать хочу. Матери скажи, пусть не беспокоится, со мной порядок. Да, и никаких врачей.

Дня три поваляюсь и встану. — Он отвернулся и замолчал, а когда я наклонилась к нему, стало ясно, он находится без сознания.

Я перевела взгляд на кровоточащие рубцы, сглотнула и со злостью подумала: «Хороши друзья. Ему нужен врач, это ясно. Он потерял много крови. Просто чудо, что он смог добраться до дома…» Я торопливо вышла с террасы. В кухне Екатерина Ивановна наливала в таз воды, рядом на стуле лежали чистые полотенца.

— Надо вызвать «Скорую» из райцентра, — неуверенно предложила я.

— Ты что, не слышала, что он сказал? — зло глядя на меня, спросила женщина.

— Но… Екатерина Ивановна, ему нужен врач, обязательно.

— Конечно, — кивнула она с горькой усмешкой. — Да не сделать бы хуже. Полотенце бери и лекарства. — Она подхватила таз с водой и пошла к сыну. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней.

Должно быть, на дорогу домой Алексей израсходовал все силы, потому что в себя он так и не пришел, только стонал время от времени. Когда мы смыли с него грязь и кровь, лучше выглядеть он не стал. Было ясно: рубцы через три дня не затянутся. Екатерина Ивановна обмотала его грудь полотенцем, стянув потуже. Выхода своему горю она не давала, держала себя в руках, но я-то видела, чего ей это стоит. Рана на лбу Алексея выглядела хуже некуда, скорее всего у него было сотрясение мозга.