Виктория Платова - Куколка для монстра

Я слышала за спиной чье-то спокойное тихое дыхание. Конечно же, это Андрей, мой добровольный телохранитель, можно даже не оборачиваться. Я вдруг подумала о том, что если бы Лапицкому было необходимо убрать Леща, то лучшей кандидатуры в киллеры и придумать было невозможно. Я бы так обработала несчастного парня, что он спустил бы курок, веря, что служит интересам высшей справедливости. А высшей справедливостью могу стать для него я, вот твои мечты и сбываются, Анюта.

Лещ не отходил от меня. И когда началось прощание, он сам подвел меня к открытому гробу. Я подняла вуаль и наклонилась ко лбу Егора. Человека, которого не видела никогда прежде и который был самым близким мне другом, если верить легенде, сочиненной для Леща.

Так вот ты каков, Егор Самарин.

Егора убили двумя выстрелами в голову, но над его простреленным черепом хорошо потрудились гримеры. Спокойное, ничем не привлекательное, маловыразительное лицо, которое не стало более значительным даже за порогом смерти. Трудно представить, что такой человек добровольно отдал жизнь за абстрактные идеалы. Но в предлагаемые обстоятельства нужно верить, и я поцеловала Егора в лоб, ледяной и ясный. Никаких истерик, никаких слез, полная достоинства скорбь, здесь главное не переиграть…

Когда прощание закончилось и на закрытый гроб полетели первые комья жирной апрельской земли, я отошла и прислонилась лбом к ограде соседней могилы, краем глаза наблюдая за Лещом. Андрей тенью последовал за мной, он перекрывал обзор, но это и к лучшему. Я буду стоять здесь до тех пор, пока Лещ сам не подойдет ко мне.

Лещ подошел ко мне не один. С ним была женщина лет сорока пяти. Скорее всего это и есть его секретарша, верная, как собака, сокурсница, старая грымза, синий чулок, иначе и быть не может.

– Как вы, Анна? – мягко спросил меня Лещ и, пользуясь случаем, взял меня за руку.

Я ответила на прикосновение легким пожатием и ничего не сказала.

– Пойдемте.

– Да, сейчас.

Пока мы шли к выходу, я искоса наблюдала за секретаршей, которая, в свою очередь, не спускала глаз с руки Леща, поддерживающей меня за локоть. Да ты влюблена, линялая университетская кошка, подумала я, причем влюблена много лет и влюблена безнадежно, только у безнадежно влюбленных старых дев бывают такие заострившиеся от страсти черты лица.

У «Лендровера» грымза разлепила лезвия губ и с глухим отчаянием сказала:

– Лещ, ребята собираются. Помянуть. Лещ вопросительно посмотрел на меня. «Поедешь ли, детка, помянуть своего друга в кругу незнакомых людей? Я понимаю, это выглядит не совсем уместным, но, может быть…» – говорило все его подобравшееся лицо. «Нет, я никуда не поеду, это действительно выглядит неуместным», – так же, одними глазами, ответила я Лещу.

– Нет, Зоя. Я отвезу Анну. Я позвоню. Проследи за всем.

Что, получила, старая грымза? У тебя и до этого не было никаких шансов, но теперь ты меня возненавидишь вдвойне, втройне только потому, что он поддерживал меня за локоть и разговаривал со мной одними глазами.

– Хорошо, Лещ. Я прослежу. Уже открывая дверцу машины, Лещ понял, что забыл нас представить. Представление вышло скомканным:

– Анна, это Зоя Терехова, второй в компании человек после меня. Зоя, это Анна…

Зоя Терехова быстро и с ненавистью пожала мне руку. Я с трудом перенесла это пожатие: как будто бы в мою ладонь, подрагивая раздвоенным языком, на секунду заползла змея.

Бедный Лещ, ты столько лет бегаешь от испепеляющей страсти своей некрасивой, но преданной секретарши, что готов присвоить ей любой титул, даже титул второго человека в компании. Шито белыми нитками, Лещарик, второй человек в компании носит совсем другую фамилию, но и без этой гюрзы ты обходиться не можешь…

Всю обратную дорогу мы молчали. Лещ сосредоточенно вел машину, я сосредоточенно смотрела перед собой. Сейчас мы приедем в его роскошный пентхауз и выпьем дешевой водки. Я выпью совсем немного, я еще слаба, поездка на кладбище отняла у меня много сил. Я буду молчать целый вечер, буду рассеянно гладить голову Старика, который по-прежнему выказывает мне расположение. Лишь ближе к ночи я смогу ожить и поговорить с Лещом, о чем-то в миноре, может быть, о смерти. Нет, лучше по-другому. Покойный Егор так любил жизнь, значит, можно ограничиться несколькими веселыми историями из жизни альпинистского бивуака (таких полуанекдотов у меня заготовлено несколько, и все они действительно смешны, за несколько дней до операции я целый вечер провела с настоящим альпинистом, который успел наследить даже в Гималаях). И плавно выйти из вод скорби в нейтральные воды, а потом – направиться к родным берегам наших с Лещом отношений.

Приняв план за основу, я целый вечер внедряю его в жизнь. Все получается именно так, как задумано: безысходный минор, переходящий в истеричный мажор. Потом мажор становится осмысленным, потом накал страстей стихает. Мы снова предоставлены друг другу, если не считать торчащего во дворе, в своем стареньком «москвичке» Андрея.

Сойди к нам, тихий вечер.

– Почему вы не женитесь на Зое?

Вопрос застает Леща врасплох. Он смешно морщит лоб (движение лица, которое мне ужасно нравится) и касается носа кончиками пальцев.

– С чего вы взяли, что я должен жениться на Зое?

– Мужчины должны жениться на преданных и беззаветно влюбленных женщинах.

– Мужчины никогда не женятся на преданных женщинах.

– Я понимаю, преданность выглядит пресной по сравнению с оголтелой стервозностью. На вашем месте я женилась бы на Зое.

– Когда вы будете на моем месте, вы сможете жениться на ком угодно.

– Вы давно знаете ее?

– Мы учились в одной группе в университете.

– Она выглядит старше.

– Это я выгляжу моложе, – улыбается Лещ.

– Думаю, что страсть всегда очень старит людей. Особенно такая долгая и такая безответная…

– А вы? Вы могли бы любить так долго и так безответно? – Ого, Лещарик, ты открываешь сезон прихотливых брачных игр, ты решил меня прощупать. Ну что ж, пожалуй, я разрешу тебе это сделать. Я даже пойду навстречу.

– Я никогда не любила бы безответно. Это унизило бы меня и заставило страдать человека, который не может меня полюбить. Вы ведь страдаете оттого, что близкий вам человек… А она ведь вам близка, правда?

– Даже слишком близка, – говорит Лещ и тут же некрасиво сдает несчастную Зою с потрохами, – мне бы хотелось увеличить дистанцию.

– Это жестоко.

– Нелюбовь всегда жестока. Но это честная жестокость. Черт возьми, с вами я впадаю в философские обобщения. Я не делал этого лет двадцать.

– Может быть, стоит этим заняться? Бросить вашу продажную профессию и стать писателем. У вас бы получилось.

Я цепляю Леща за живое, еще бы, короткие университетские рассказы были великолепны. Трудно отказаться от того, чем ты владел раньше. Он смотрит на меня почти влюбленными глазами, но это скорее относится к моим словам, чем ко мне самой.