Виктория Платова - Хрустальная ловушка

Иона волнует ее.

Волнует так, как никогда не волновал Марк. Нет, это было бы не правдой, это было бы нечестно по отношению к мужу.

К Марку она всегда испытывала настоящее влечение и — изредка — настоящую нежность. Он был слишком хорош для нее, слишком целен даже в своей любви, слишком правилен.

Его страсть всегда была страстной, только и всего, никаких полутонов: только рациональное белое и практичное черное, офисный евростандарт. Его страсть не знала настроений, она не знала перепадов температуры, она не знала усталости. Хотя иногда так сладко бывает устать от страстей. Иона — другое дело. Иона — дикий мальчишка, дикий зверь, а звери иногда устают и зализывают раны… Иона, с которым она бы хотела… Боге ним — с тем, что она хотела. Теперь это уже неважно.

Сейчас она выпьет таблетки, и все перестанет быть важным. Только у охранников будут маленькие неприятности.

Но больше, чем на полчаса, разнос не затянется. Они будут молча смотреть на орущего Звягинцева, и глаза их подернет влага: «Плачь больше, карта слезу любит», первое правило.

Выслушав тезисы о том, какие они кретины и раздолбай, охранники снова вернутся к своим преферансным заповедям:

«Под вистующего с тузующего», «Под игрока — с семака», «Хода нет — ходи с бубей»…

Хода нет — ходи с бубей.

Но ход есть. Очень хороший ход.

Нужно попросить у охранников стакан воды, чтобы запить свою собственную смерть.

…В углу неожиданно пискнул «ноутбук». Странно, что Марк не отключил его. И не забрал с собой, как «дипломат» с документами, — а оставил здесь. «Ноутбук» — последнее напоминание об их совместной жизни, пусть он и остается последним напоминанием.

Ольга вздрогнула и тотчас же успокоила себя: Марку опять пришла электронная почта, все-таки он много работает, и работает на износ, надо бы…

Она тотчас же окоротила себя: теперь Марк сам будет разбираться со своей жизнью.

Но принять сообщение все-таки стоит. Это последнее, что она может сделать для Марка. Она терпеть не может работающего вхолостую компьютера, она всегда выключает его, она очень аккуратна в этом смысле, почти нетерпима, и Марк всегда посмеивается над этой ее нетерпимостью. И если уж она прошляпила работающий «ноутбук», то, так и быть, примет сообщение… Из той жизни, где еще не знают, что ее отец, глава крупной фирмы, мертв…

Мертв, и это сделала она.

Ольга подошла к компьютеру и заглянула в него. Странное название, такое знакомое, такое близкое, как мороженое с фисташками" которое она так любила в детстве. Как мороженое с фисташками и сахарная вата.

«ПЛАТА».

Ольга вздрогнула и с трудом удержалась на ногах: «Паатой» звали ее любимого плюшевого медвежонка. Отец привез его, когда Ольге было пять лет, а Манана настояла на том, чтобы его назвали Паатой, — «чем больше грузинских имен в доме, тем лучше». Паата прожил с ней все детство и часть юности, только совсем незадолго до встречи с Марком он пропал: старенький оруженосец Мананы, последний из грузин, покинувший их русский дом. Как же она обожала своего медвежонка!

ПААТА.

Как странно называется сообщение! Как будто кто-то шлет привет из забытого детства.

Ольга не удержалась и открыла его. А когда прочла, то до нее не сразу дошел смысл прочитанного. Но когда дошел, она даже улыбнулась: все правильно, мои родные, мои любимые, все правильно. Текст был коротеньким, но длинного и быть не должно: там, где они сейчас, им разрешили передать всего лишь несколько слов:

«Я ЖДУ ТЕБЯ. НИЧЕГО НЕ БОЙСЯ. ЧЕМИ ПАТАРА ГОГОНИЯ. МАНАНА».

«Чеми патара гогония» — моя маленькая девочка, именно так называла ее Манана в детстве. Это был их интернациональный секрет, рассчитанный на трех посвященных: Ольгу, отца и Манану.

Чеми патара гогония. Моя маленькая девочка.

Ольга улыбнулась.

Цыганка в аэропорту, а потом этот ее кошмар. Манана хотела предупредить ее именно таким образом: оставайся дома, в своей спокойной и правильной жизни, не иди следом за мной. Но Ольга не послушалась: чеми патара гогония редко слушалась своей мамы. И она увязалась следом. И даже прихватила с собой отца. И Манана сдалась: раз уж ты увязалась следом, то придется взять и тебя.

Ваша маленькая девочка не задержится, милые мои. Она идет к вам. Нужно только попросить воды у охранников.

Ольга подошла к двери и уже собралась было постучать в нее, когда раздался еще один, приглушенный стук. Кто-то хотел попасть в их коттедж. Только не Марк! Она говорила с ним, она просила его не приходить. Он не должен беспокоить ее сейчас, он не должен мешать ей…

Кто-то из охранников подошел к входной двери и открыл ее: Ольга слышала это, приложив ухо к своей собственной тонкой двери. Боже, когда они перестанут ходить?

Только бы это не был Марк, почувствовавший, что она решила сделать. Теперь он будет мешать ей совершить то, что она хочет совершить. Ольга вернулась к кровати, на которой лежали таблетки. Какая разница, пусть это будет Марк. Он все равно ничего не сможет сделать, даже если отберет таблетки. Она все равно найдет способ — менее щадящий, менее антисептический. Невозможно остановить человека, если он на что-то решился. Он решился, а значит, переступил черту.

Опустив руки, Ольга сидела на кровати и разглядывала таблетки. Пришедший уйдет, как уходят все, и она сможет осуществить задуманное. Даже страшный шум, грохот и стоны не вывели ее из оцепенения. Она пришла в себя только тогда, когда дверь распахнулась. И на пороге показался человек в занимающих пол-лица горнолыжных очках. Ольга даже не успела испугаться, когда он сдвинул их на лоб. Иона.

Иона.

Он был таким, каким она уже рисовала его себе: смуглое лицо избито снегом; снег везде — на бровях, на волосах, на щеках, на ожесточившемся решительном подбородке… Почему он все время ходит без шапки?..

Иона.

Его появление было таким неожиданным и таким желанным, что Ольга, забыв обо всем, бросилась к нему. И, уткнувшись в его холодную грудь, горько расплакалась. Как чеми патара гогония.

Иона!..

Он стиснул ее в объятиях и сказал всего лишь несколько слов:

— Собирайся. Мы уходим.

— Нет…

— Собирайся, иначе мне придется связать тебя.

— Ты не понимаешь, ты не знаешь, почему я здесь… Я сама сюда пришла.

— Я все знаю, — сказал он и приподнял ее подбородок. — Я все знаю. Собирайся. У нас всего лишь несколько минут.

Оторвав от себя Ольгу, он легонько подтолкнул ее.

— Я не могу идти с тобой… Я не могу подвергать тебя риску и страданиям. Иона. Я безумна и сама не знаю, когда и как начинается мое безумие. Я сумасшедшая. Самая банальная сумасшедшая, страдающая раздвоением личности.

— Ты не сумасшедшая. Собирайся.

— Ты не понимаешь…

— Собирайся! — Невозможно противиться его напору, так же, как невозможно противиться его рукам.