Кирилл Казанцев - И никого не стало…

– Заткнитесь, ради бога, Екатерина Семеновна! – зарычал полковник.

– А ну не орать тут на меня!!! – взвизгнула дама. – Орите на своих ментов, а на меня тут нечего!!! – И скорчила такую страшную физиономию, что полковник поперхнулся и не нашелся что ответить.

– Ну и дела… – Очнулся один из «отдыхающих» на диване – невысокий, какой-то плюгавый, в оспинах, с жиденькими перепутанными волосами. У него был неприятный колючий взгляд, которым он наградил каждого из присутствующих. Потом сообразил, что это не поможет, мучительно застонал и принялся массировать виски.

– И господин Буревич с нами, – отметил полковник. – С пробуждением, Федор Михайлович, как спалось?

– На хрен идите, господин полковник, – проворчал Буревич, ему удавалось держать себя в руках и не задавать глупых вопросов, чтобы не нарваться на глупые ответы. Но мысли о неудачном сне еще не окончательно его покинули – он украдкой себя пощипывал, закусывал губу. Потом повернул голову и потряс за плечо полулежащего рядом мужчину, похожего на Паганеля – длинного, нескладного, с удлиненным «конским» лицом. Долговязый вздрогнул и предпочел не открывать глаза.

– Арнольд Генрихович решил еще немного понежиться, – презрительно вымолвил полковник и, перегнувшись через спинку дивана, бестактно тряхнул мужчину.

Судя по всему, тот давно уже очнулся. Глубоко вздохнул, распахнул выпуклые глаза, угрюмо глянул на человека, покусившегося на его покой. Сполз с дивана и как-то вприсядку, словно на пружинках, побрел к столу, заваленному посудой. Там его взору открылась початая бутылка третьесортного коньяка, которой он немедленно вооружился, плеснул дрожащей рукой в немытую чашку и залпом выпил. После этого лицо его, стянутое мукой и судорогой, немного расслабилось, и он от души выругался, проигнорировав присутствующих дам.

– Молодец, Арнольд Генрихович, – тихо похвалил оживающий прокурор. – Мыслите противоречиво, но действуете целенаправленно. Так держать.

– Я слышал, что вы кодировались, – недоверчиво проворчал Буревич. – Недостоверные слухи, Арнольд Генрихович? Или код взломали?

– Занимаетесь анонимным алкоголизмом? – подмигнул прокурор.

– Заткните ваши пасти, Федор Михайлович и Иннокентий Адамович… – неласково пробормотал Арнольд Генрихович, добрался бочком до красивого венского стула, покрытого толстым слоем пыли, и взгромоздился на него, вытянув кривые ноги. Брезгливо оглядел присутствующих и принялся растирать грудь в районе сердца.

Параллельно с ним блуждал еще один субъект – относительно молодой, смертельно бледный, в тонкой дубленке, под которой просматривался дорогой костюм в невызывающую клетку. В районе левой челюсти просматривался давний фиолетовый бланш. В отличие от залысин, он сильно портил респектабельную внешность господина. Мужчина выглядел подавленным, но с головой дружил и проснуться заново уже не рассчитывал. С вестибулярным аппаратом проблем не было, он добрался до стола, брезгливо понюхал коньяк в бутылке, прикладываться к спиртному не пожелал, проследовал мимо камина, опасливо обогнув скулящего под ним Ивана Петровича, покосился на телевизор, поглазел на елочку. Последняя навела на мысль, и тень ЗНАНИЯ улеглась на чело. Он вскинул руку с часами, пошевелил губами.

– Удивительная история, господа… – произнес он как-то шепеляво – последствия от удара по челюсти еще сказывались. – Не знаю, как вас, но меня похитили из моего рабочего кабинета ровно сутки тому назад. Вы будете смеяться, но до Нового года остается чуть более четырех часов.

– А вы что за хорь с горы? – насупившись, пробормотал полковник.

– Стыдно, Эдуард Владимирович, стыдно, – раздвинул губы в карикатурной ухмылке мужчина, – не узнавать людей, с которыми однажды встречались.

– Это господин Чичерин Генрих Павлович, – поставил в известность прокурор. – Ловкий адвокат-мошенник, сколотивший состояние на защите авторитетного криминального отребья. Столько раз мы с этим персонажем сталкивались в суде…

– И счет разгромный: «восемь-два», – ощерился адвокат. – Разумеется, не в вашу пользу, Иннокентий Адамович. А что касается «ловкого адвоката-мошенника» – то я охотно верну вам ваше оскорбление фразой «ловкий прокурор-мошенник». Ведь вы такой и есть? Вот и Валентина Максимовна не даст соврать… – он подмигнул насупившейся женщине.

– Похоже, начинается вечер откровений… – перемежая слова с кашлем, прогудел плотный, густобровый мужчина с открытым добродушным лицом, одетый в качественный шерстяной костюм и болоньевую обдергайку. Пошатываясь, держась за голову (на макушке расплывалась знатная шишка), он выбрался на середину гостиной, прошелся взглядом, проговорил: – Прекращали бы вы грызться, что ли… – Затем потащился в левый угол гостиной. – Господи, я умираю от голода, больше суток ничего не ел… – поведал он, озирая содержимое стола. Потом переместился к холодильнику, внушающему трепет своими габаритами, распахнул его и замер, поедая глазами содержимое.

– Надеюсь, там не расчлененный труп? – простонала Валентина Максимовна.

– Здесь еда! – оптимистично возвестил голодающий. – Ангидрит твою перекись, господа… Ну, слава богу. Здесь и мясо, и фрукты, и море шампанского, и помесь тигра с креветками. Не знаю, что за бедствие на нас обрушилось, но с голода мы точно не помрем… – и с этими словами он зарылся в холодильник.

– А это что за хорь? – недоверчиво проворчал полковник.

– А этот, как вы верно выразились, хорь, Эдуард Владимирович, – едко поведала плоскогрудая Екатерина Семеновна, – можно сказать, гордость нашего областного центра. Наша совесть, наше ВСЕ. Владимир Ильич Гусь – педагог высшей квалификационной категории, заслуженный работник образования, великий гуманитарий, обладатель всевозможных медалей, грамот и почетных дипломов. Учитель химии и по совместительству директор гимназии номер два – визитной карточки нашего города. Каждый раз, когда к нам в город прибывает министр образования, его везут в одну и ту же гимназию, где его, как лучшего приятеля, встречает Владимир Ильич…

– Не хорь, а Гусь? – озадаченно взлохматил волосы на макушке прокурор.

– В вашем тоне, уважаемая «серая шейка», я слышу иронию, – прогудел из холодильника директор. – А ее там быть не должно, зарубите это на своем бесподобном носу, Екатерина Семеновна. Тем более хуже от этого вашему носику уже не станет. – Он выбрался из холодильника в обнимку с куском грудинки и бутылкой текилы. Сунул мясо в рот, отвинтил крышку. – А что касается того, что с нами происходит, – прочавкал он, – то готов держать пари – это чей-то не очень умный розыгрыш, который в недалеком будущем разрешится. Не более.