Кирилл Казанцев - Волчата голодны всегда

– Пойдем, сауна уже нагрелась, – наконец-то донесся до его слуха голос отца.

Плеск воды прекратился. Ник осторожно спустился к бассейну. Никого. Дрожащий от возбуждения, он подкрался к двери сауны, откуда доносились недвусмысленные звуки. Торопливо сделал два оборота, закрывая глухую деревянную дверь. Выдернув ключ, потянул на себя дверь, и только когда почувствовал, что ее не открыть, полностью расслабившись, опустился на пол. Капкан захлопнулся. Ему стало смешно. Звонки отца, его угрозы, планы лишить его жизни. Он засмеялся. Громко, ничего не боясь, как смеются победители. Возня за дверью моментально прекратилась. Робкая попытка открыть дверь, потом все сильнее и сильнее. Хохот Ника стал переходить в истерику.

– Врезал зам-о-о-к на свою го…олову, – захлебываясь словами, продолжал смеяться сын Малахитовых, – теперь сам и сдохнешь от этого.

Ему стало больно от смеха, и чтобы хоть как-то прекратить истерику, он пошел прочь от рвущихся наружу родителей.

– Ник, Ники, открой, ты что творишь? Пошутил, и хватит, – доносились вслед ему испуганный голос отца и истерический крик матери.

– Надеюсь, на этот раз вы сдохнете окончательно, – крикнул им в ответ Ник, выходя из бассейна.

Зайдя в пустую комнату охраны, он увидел спортивную сумку Дрона и положил ключ от сауны в маленький боковой карманчик. Затем, вернувшись в кабинет, набрал телефон Обносова.

– Я с ними покончил, – услышав его голос, поделился своей окончательной победой Ник.

– С кем? – не понял Кузьма Сергеевич.

– С отцом и матерью, – удивился его непонятливости парень. – Кончил их окончательно.

Он прислушался к еле различимым крикам, доносившимся из подвала.

– Правда, они еще живы, но это не надолго. Максимум час остался. – Ника несло по морю эйфории. – Ты, помнится, любил мою мамку; может, хочешь с ней напоследок повидаться?

– Тебе что нужно, Ники? Я сейчас в прокуратуре, и мне не очень удобно разговаривать, – опешивший от такой странной информации, решил прервать разговор Кузьма, полагая, что парень в наркотическом опьянении.

– Передавай привет прокурору, – засмеялся Малахитов, – и расскажи ему, как пытался отправить меня на тот свет, дав ампулы с отравой.

– Ты что-то путаешь, – пробормотал Кузьма Сергеевич.

– Это ты попутал, Кузя… Ну да ладно, я решу, что с тобой делать, побеседую на досуге с твоим другом Хлыстом, – пригрозил расправой Ник.

– Хорошо, – сдержанно произнес Обносов.

– И давай возвращай мне собственность, господин доверительный управляющий, – вспомнил Малахитов про важное обстоятельство. – Твои услуги мне больше не понадобятся.

Следующий звонок Ник сделал адвокату Борисенкову, поручив ему начать обратное переоформление собственности с Обносова на себя. Наконец-то решив все формальности, он почувствовал дикую усталость и, едва дойдя до кожаного дивана, упал на него без чувств.

Поругавшись с Хлыстом, чуть позже Дрон с ним все же договорился и за приличный денежный «откат» был отпущен по своим делам. Всю ночь телохранитель Ника развозил героин по ночным клубам и дискотекам города, собирал долги, пополняя оборотные средства. Молодежь после побоища отрывалась по полной, празднуя победу над «стариками». К утру, весьма довольный проделанной работой, Дрон вернулся обратно. Загнав машину в гараж, прошел в помещение, где содержался поповский сын. Пленник был на месте.

– Живой еще? – усмехнулся охранник. – Может, как и твоему покойному дружку, пора тебе писать предсмертную записку?

Георгий не успел ответить, потому что у охранника заиграл телефон.

– Да, Ник, я на месте, – доложил телохранитель.

– Сейчас приедет врач с Анжелой, открой им ворота, – предупредил его Малахитов.

Вскоре за воротами раздался гудок. В объективе видеоглазка показалось лицо Виктории Викторовны.

– Я привезла Анжелу, – доложила заведующая гинекологией.

Дрон нажал кнопку для открытия въездных ворот и, проходя мимо Георгия, не упустил возможности его поддеть:

– Любовь твою после аборта привезли; сейчас, наверное, опять к тебе пристегнут. Не так скучно будет.

Георгий не подал вида, скрывая ярость. Дрон вышел во двор встречать иномарку. Подойдя к затемненным стеклам задней двери, он открыл ее, чтобы принять пленницу, но вместо девушки из машины выскочил человек в маске и двумя ударами вырубил растерянного телохранителя. Следом за машиной заведующей во двор малахитовского особняка въехали еще несколько автомашин с мигалками, из которых посыпались бойцы спецназа. Вместе с ними одним из первых в дом вбежал капитан Фролов. Первым делом он рванул в гараж освободить Георгия. Его появление для отчаявшегося парня было словно появление волшебного джинна из бутылки.

– Анжела?! – первое, что вырвалось при виде оперативника у Георгия.

– Спокойно, парень, с ней все в порядке, – успокоил его Фролов. – Ты как?

– Где она, что с ней? – не переставал задавать вопросы юноша, забывая про свои переломы от побоев.

– Успокойся, она дома со своей матерью, – начал рассказывать все по порядку Фролов. – Вчера, когда гинекологичка Малахитова ее вывезла, мы сели им на хвост и задержали машину на пикете ДПС.

– Так, значит, никакого аборта не было, – воспрянул духом Георгий.

– Конечно, нет, – в очередной раз успокоил его Фролов. – А потом я закошмарил врачиху, и она обеспечила спецназу беспрепятственный проход сюда.

– Это что, все из-за меня? – продолжал удивляться бывший пленник.

– Нет, мы вчера вечером получили санкцию на арест Малахитова, так что Анжеле и тебе просто повезло, – честно признался Фролов.

– Арест? Ника?

Разговор оперативника с парнем прервал появившийся спецназовец.

– Товарищ капитан, там адвокат Малахитова подъехал. Вас просили подойти, – доложил рослый боец.

– Отвези парня домой, – попросил его оперативник.

Через десять минут машина привезла Георгия к дому Анжелы.

– Вы, наверное, перепутали, – обратился он к водителю. – Это не мой дом.

Дальше он не успел ничего сказать, так как в подъезде распахнулась дверь и из нее выбежала Анжела. Она бросилась в объятия Георгия, и слезы радости брызнули у нее из глаз. Их губы встретились, и парень насладился долгожданным поцелуем, сладость которого не мог отбить ни привкус соли на губах от слез девушки, ни его переломанные ребра, боль которых он уже не замечал. Любовная анестезия…

– Я тебя люблю, – первое, что вылетело у него из губ, когда разомкнул уста.

– Я тоже тебя люблю, – призналась ему девушка. – Еще когда послала тебе эсэмэску, я уже тебя любила. Мне просто было стыдно тебе признаться. Я боялась, что ты меня не примешь из-за того, что я была с Малахитовым и буду рожать его ребенка.