Евгений Сухов - Гастролеры и фабрикант

Хозяин встретил Илью Никифоровича в своем кабинете приветливой улыбкой. Всеволод Аркадьевич Долгоруков был в архалуке и походил на доброго волшебника, который вот-вот начнет доставать из рукава золото, яхонты, брильянты и белых лебедей.

– Присаживайтесь, – радушно указал на кресло Сева. – Как доехали?

– Доехал, слава богу, – ответил Феоктистов. – А на улице-то – снежок, знаете ли. Зима наступила!

– Да? – выразил полнейшее удивление Долгоруков. – А я ведь и не выходил сегодня. Сами понимаете – дела!

– Понимаю, – ответил Феоктистов и бросил взгляд на молчащий телеграфный аппарат, делающий кабинет хозяина дома похожим на солидную контору.

– Выпьете? – спросил Долгоруков. – Что вы желаете? – добавил он, давая понять гостю, что любое его желание будет непременно исполнено.

– Н-нет, ничего, – отозвался Илья Никифорович и поерзал в кресле. – А когда… это…

– Раздача слонов? – мягко улыбнулся Всеволод Аркадьевич. – С минуту на минуту должен прибыть курьер, тогда и начнем.

– А если он не прибудет? – вдруг спросил Феоктистов.

– Прибудет, – заверил его Долгоруков и как-то загадочно улыбнулся: – Непременно прибудет.

И, правда, через минуту звякнул входной колокольчик. Всеволод Аркадьевич улыбнулся и вышел. Вернулся он с большим баулом, который приторачивают к задку карет и дорожных колясок и в которых перевозят одежду, посуду и прочий скарб.

– Ну, вот, – улыбнулся Долгоруков, – денежки, можно сказать, и прибыли.

– А где милейший граф и господин Огонь-Догановский? – спросил Феоктистов.

– Его сиятельство граф Давыдовский и ваш приятель, господин Огонь-Догановский, свою долю уже получили и крайне вам признательны, – ответил Сева, ничуть не солгав. Свои пятьсот пятьдесят тысяч они получили еще одиннадцать дней назад, когда мильонщик Феоктистов столь любезно выложил свои два миллиона семьсот пятьдесят тысяч.

– То есть то, что в бауле, – все мое? – ничтоже сумняшеся спросил Феоктистов и потер ладонью о ладонь.

– Да, милейший Илья Никифорович, – широко улыбнулся Долгоруков. – То, что в бауле, – все ваше.

Феоктистов поднялся и сделал шаг к баулу. И тут в кабинет ворвались двое мужчин с револьверами в руках.

– Ни с места, вы арестованы, – произнес тот, что был впереди, обращаясь к Долгорукову. Потом он, не сводя взора с Севы, полуобернулся и добавил: – Николай Людвигович, возьмите баул.

– А вы кто, собственно, будете? – спросил Феоктистов, пристально всматриваясь в лицо второго мужчины. Кажется, он его либо где-то видел, либо знал, да забыл.

– Я чиновник особых поручений Департамента полиции полковник Засецкий, – с легкой усмешкой ответил первый из мужчин. – А со мной – помощник казанского полицеймейстера господин Розенштейн. Его-то, господин Феоктистов, вы должны знать.

Теперь Илья Никифорович вспомнил. Это, и правда, был Розенштейн. Феоктистов даже вспомнил, как зовут помощника полицеймейстера – Николай Людвигович.

– Господин помощник полицеймейстера, возьмите баул, – повторил приказание полковник Засецкий.

Розенштейн вышел из-за спины чиновника особых поручений и подошел к баулу. Откинув холстину, он развязал тесемку и освободил горловину. Показались пачки банкнот. Много пачек.

– Чьи это деньги? – спросил чиновник особых поручений.

Долгоруков и Феоктистов молчали.

– Я повторяю, господа: чьи это деньги? Ваши? – обратился Засецкий к Долгорукову.

– Нет, – ответил Сева.

– Тогда выходит, эти деньги ваши? – посмотрел на Феоктистова полковник.

Илья Никифорович хотел было тоже сказать «нет», но вспомнил, что, собственно, ничего предосудительного в сей операции, как говорил Долгоруков, не имеется. Просто удачный коммерческий расчет, основанный на полученной информации. А откуда она была получена и каким образом – он знать не обязан и ведать не должен. Стало быть, предъявить полициантам лично ему – нечего.

И он ответил, глядя прямо в глаза столичного гостя:

– Да. Эти деньги – мои.

– Тогда, господин Феоктистов, мы вынуждены на время изъять их у вас. Как вещественные доказательства противузаконной мошеннической деятельности господина Долгорукова, – четко выговаривая каждое слово, произнес Засецкий.

– То есть как «изъять»? – переспросил Илья Никифорович. – Это мои деньги, и я на них имею полное право.

– Ну, насчет полного права я на вашем месте, господин Феоктистов, поостерегся бы так говорить, – остро посмотрел на мильонщика Засецкий. – К тому же в бауле вовсе не деньги.

– Как «не деньги», а что? – не понял Илья Никифорович, хотя в душу его уже вползало холодной змеею сомнение.

– «Кукла», – произнес человек, представившийся чиновником особых поручений. – Вы знаете, что это такое?

– Н-нет, – ответил Феоктистов, хотя, что такое «кукла», он примерно представлял.

– «Кукла» – это уркаганский термин, – пояснил полковник. – Когда мошенник хочет обмануть простофилю, то изготавливается такая пачка денег, где настоящими деньгами является только первая и последняя банкноты во всей пачке. Вся середина – это аккуратно разрезанная под размер банкноты бумага. Например, газетная. Господин Розенштейн, – обратился к помощнику полицеймейстера Засецкий, – покажите господину Феоктистову одну из пачек в бауле.

Николай Людвигович кивнул и достал на первый взгляд обычную пачку денег. Не без театральности он разорвал банковскую упаковку и, убрав первую банкноту, распушил пачку веером: сплошь газетные листы. С буковками и словами, которые при желании можно было бы прочесть…

– Ах, ты… – кинулся было на Севу Феоктистов, но был остановлен сильным толчком в грудь и презрительным взглядом, который мог бы прожечь любого, но не Илью Никифоровича. Феоктистов побагровел и сглотнул. Ничего, он еще покажет этому мошеннику… – Два миллиона семьсот пятьдесят тысяч, – произнес он после некоторого молчания.

– Простите, что вы сказали? – придвинулся к нему Засецкий.

– Я сказал, два миллиона семьсот пятьдесят тысяч, – уже громче повторил Илья Никифорович. – Они – где?

– Отыщем, дражайший господин Феоктистов, непременно отыщем, – заверил его Засецкий и обернулся к помощнику полицеймейстера: – Николай Людвигович, снимайте оцепление с дома господина Долгорукова и везите вещественные доказательства в управление. А я еще немного побеседую с этими людьми…

– Вы уверены, господин полковник? – не сразу спросил Розенштейн.

– Уверен… Кроме нас троих, в доме больше никого нет, ведь так, господин Долгоруков?

Всеволод молча кивнул.

– Вот видите? – произнес Засецкий, глядя мимо помощника полицеймейстера. – Господин Феоктистов сбегать никуда не собирается, ему надо вернуть свои деньги. Ну, а господину Долгорукову сбежать не позволю я, – выразительно качнул зажатым в ладони револьвером чиновник особых поручений. – Снимайте оцепление с дома и ступайте, господин Розенштейн. Я через часик прибуду.