Владимир Колычев - Бедовый месяц

– Я тебя поднял, Кирилл. Образование дал, работу, человека из тебя сделал, а ты?.. Ты что для меня сделал? – осуждающе смотрел на него Аркадий Васильевич. – А в спину ты мне плюнул.

– Не плевал я вам в спину. Просто я Юлю очень люблю.

– Ты стрелял в моих людей, парень.

– Да я не оправдываюсь, просто говорю. Я от вас пощады не жду.

Кирилл и сам удивился спокойствию, с которым посмотрел на Авдеева. А ведь он знал, с кем имеет дело и что ждет его в ближайшем будущем.

– И правильно делаешь, что не ждешь.

– Я оправдываться не собираюсь. Да, я предал вас. Да, я был заодно с Юлей. Да, я считаю, что заслужил наказание. Но и вы мне скажите как на духу. Я спрошу, а вы мне ответьте. За что Юля убила Шагаева?

Вопрос не должен был застать Авдеева врасплох, но все-таки он растерялся.

– А ты не знаешь?

Да уж, не самая удачная реакция на неприятный вопрос. Видно, чует Авдеев свою вину.

– Знаю. Шагаев ее изнасиловал.

– Ты это видел?

– Только не говорите, что этого не было.

Кирилл видел, как разволновался Авдеев. Значит, нечисто с ним. Значит, не обманывала его Юля.

Похоже, Аркадий Васильевич понял, что Кирилл не поверит его вранью. Да и нет смысла отпираться, если приговор уже вынесен.

– Было… Но это было давно.

– Юля могла бы мне во всем признаться. Я бы тогда сам Шагаева прикончил. И всех, кто насиловал ее мать…

Кирилл пристально посмотрел на Авдеева, и тот вдруг отвел в сторону взгляд. Хотя тут же взял себя в руки.

– Ты мог бы и меня убить? – разозлился он.

– Мог бы… Вы же можете убить Юлю? Можете. Значит, я могу вас убить.

– А свою мать убить не боишься? Ты у нее единственный сын.

– Вы переживаете за мою мать? – усмехнулся Кирилл.

– Ну, я знаю ее давно…

– Ты ее тоже изнасиловал?

Авдеева передернуло изнутри. То ли правда в глаза уколола, то ли ему не понравилось, что Кирилл перешел на «ты».

– Кто тебе такое сказал? – вздыбился он.

– Знаю… Знаю, что она родила от вас…

– Кого она от меня родила? – оторопело уставился на него Авдеев.

– Я не хочу этого говорить…

– Хочешь сказать, что ты все знал?

– Знал… Только я этому совсем не рад. И никаких родственных чувств к вам не питаю. Так что можете спокойно меня убивать.

– Ты все знал… – Авдеев сделал круг по своему кабинету, достал из коробки сигару, закурил. – Ты все знал и все равно ушел с этой… А ведь я собирался сделать тебя своим наследником.

– Ничего, свято место пусто не бывает.

– Это да. Как-нибудь обойдусь без наследника… Но все равно обидно.

– Мне тоже. Меня ведь все устраивало в той жизни, которую я променял на Юлю…

– Хочешь вернуть все назад? – не то чтобы с надеждой, но с чем-то вроде того спросил Авдеев.

– Ну, я бы хотел жениться на Юле. Но так, чтобы у нее к вам не было счетов. Но счеты были, и она моя жена, поэтому назад я ничего возвращать не хочу.

– А если я предложу тебе сделку? Я признаю тебя своим сыном, ты получаешь часть моего бизнеса, но взамен ты отказываешься от Юли…

Кирилл засмеялся ему в лицо.

Авдеев не простит ему предательства и что-нибудь придумает, чтобы отменить свое обещание. Не признает он предателя своим сыном и не отдаст ему ничего, кроме своего презрения. Может, он и сволочь, но ему не откажешь в здравом уме. Не будь Авдеев бездушным прагматиком, он бы не смог создать свою империю. Телячьи нежности не для него, но вряд ли ему чужды иезуитские хитрости. Обидно ему стало, что Кирилл променял его на Юлю, потому и придумал он эту сделку… Нет, верить ему – себя не уважать.

– Я от нее не откажусь.

– Что ж, тогда ты умрешь.

Кирилл низко склонил голову. Нет, он не просил пощады и не раскаивался в содеянном. И не стыдно ему перед Авдеевым. Просто он признал свое поражение и согласился с приговором…

Аркадий нервно мерил шагами кабинет. Он не знал, что делать. Оказывается, Кирилл знал, кто его настоящий отец, но это не помешало ему сделать выбор в пользу своей жены. А почему он так поступил? Потому что невысокого мнения о нем. Ведь Авдеев для него убийца и насильник, которого прокляла Юля. И сам он его проклял…

Но ладно Кирилл. Может, и не надо его убивать. Наследником, конечно, Аркадий его не сделает, но жизнь в принципе можно сохранить. Хотя бы ради Ники.

В дверь тихонько постучали.

– Да!

В кабинет зашел порученец.

– Чего тебе?

– Аркадий Васильевич, тут такое дело, – замялся Вадик. – Я у Татьяны был… В общем, она выбросилась из окна.

– Что?! – оторопело уставился на него Аркадий.

– Из окна выбросилась. Нет ее больше… Тут она вам письмо оставила. Следователь отдавать не хотел. И не отдал бы. Но там была предсмертная записка, следователю этого хватило, чтобы на суицид все списать…

– А это был суицид?

Аркадий взял письмо. Да, оно адресовано лично ему. И почерк Татьяны. Не совсем ровный почерк, видно, что руку спьяну водило, но так это вполне нормально для ее состояния.

– Похоже на то… С четырнадцатого этажа вниз. Никаких шансов… Если хотите, я фотографию покажу!

– Не надо… Что в записке было?

– Ну, написано, что невыносимо жить с таким уродством на лице. И что ребенка потеряла, тоже там написано было…

– Ребенка потеряла?.. Да, было такое… И что там про ребенка написано?..

– Что ребенка потеряла. Был ребенок, и нет его…

– А про меня что было написано?

– Ничего… Может, здесь что-то про вас написано?.. Может, она не хотела вас в записке упоминать, потому письмо вам написала. Лично вам. Давайте я вскрою!

– Ну да, ты еще почитай, что там написано… Сам вскрою, – с досадой на себя сказал Авдеев.

Нет его вины в том, что Татьяна наложила на себя руки. Пила бы меньше, и не пришла бы ей в голову дурная мысль. И не обязан он был отвечать на ее звонки… Да, сама она во всем виновата. Но почему тогда так тошно на душе?

Аркадий вскрыл конверт, развернул пыльный лист бумаги…

«Здравствуй, Аркадий! И будь ты проклят!..»

Именно этого он от Татьяны и ожидал. Только это не ее почерк. Письмо написал кто-то другой…

Да и лист бумаги не должен быть пыльным. Это новый листок, в нем не должно быть архивной пыли. Но почему тогда такое чувство, будто он чего-то дыхнул? Может, показалось? Разволновался, вот и показалось. Такое может быть. Ведь Татьяна не последний для него человек, столько пережито вместе…

Но почему почерк в письме чужой?

– Вадик, ты читал предсмертную записку? – спросил Аркадий.

– Да, читал.

– Этот почерк?

Порученец просмотрел первые несколько строк и мотнул головой:

– Нет, другой был почерк… Что на конверте почерк был, что в записке…

– А что в записке было? Она писала, что собирается покончить жизнь самоубийством?

– Да, писала. Написала, что с таким уродством на лице жить невыносимо… Невыносимо жить, потому она и покончила с собой… Ну, она же звонила, сказала, что из окна выбросится… Аркадий Васильевич, что с вами?