Евгений Сухов - Бомба для империи

Молчание нарушил Сева.

– Лука – убийца, – жестко произнес он. – Ему ничего не стоит завалить человека, ежели он будет стоять у него на пути…

– Знаю, глаз у него дурной, – ответил Ленчик, приготовившись к основной части разговора, который завел Долгоруков. Ведь все это покуда была лишь прелюдия…

– Я был должен тебе это сказать, поскольку намерен поручить тебе роль в финале, – посмотрел на Ленчика Всеволод Аркадьевич. И добавил: – Центральную роль…

– Слушаю тебя, – сказал Ленчик. И, как любит выражаться в своих «злободневных» романах плодовитый писатель Боборыкин, «весь обратился во внимание»…

– …Все, как ты мне и говорил, – продолжал рассказывать о своих похождениях Ленчик, с восхищением поглядывая на Севу. План Всеволода Аркадьевича исполнился в точности и как бы сам собой. Вот что значит продумать все до мелочей.

– Ты продолжай, продолжай, – поторопил его Давыдовский. – А то так к вечеру отсюда не выберемся.

– Так поехали домой, – предложил Огонь-Догановский, – что стоим-то тут на виду?

Сева велел трогать, и коляска вывернула на Петропавловскую улицу. Затем, проехав вниз с Воскресенского холма до пересечения с улицей Малой Проломной и свернув в нее, коляска быстро покатила в направлении Рыбнорядской площади. Покуда ехали до особняка Долгорукова, Ленчик рассказывал, как его вчера вечером, ссадив с парохода, привезли в участок, как он давал показания полициантам и сообщил, не сразу, конечно, что знает нечто такое, что может предотвратить кражу двух миллионов рублей.

– Заливаешь, – сказал ему в ответ на это заявление помощник пристава, перейдя на «ты». И это был весьма нехороший симптом… – Выгородить себя хочешь.

– Хочу, – согласился с ним Ленчик, – потому что на пароходе я самооборонялся, а вы мне шьете чуть ли не убийство.

– Ты превысил меру самообороны, – констатировал помощник пристава. – Это пять лет тюрьмы.

– А если я помогу задержать двух законопреступников? – с надеждой посмотрел на полицианта Ленчик – И предотвратить крупную кражу? Мне это зачтется?

– Какую еще кражу?

– В Волжско-Камском банке. Она должна случиться завтра в первой половине дня.

– Завтра? – недоверчиво посмотрел на Ленчика помощник пристава.

– Ага. Очень крупная кража…

– А откуда тебе известно об этом?

– Ну-у… – замялся Ленчик.

– Говори, иначе тебе вообще не будет никакой веры, – поторопил его Полупанов.

– Я подслушал один разговор, – начал Ленчик. – Завтра в Волжско-Камском банке совершится похищение двух миллионов рублей. Один человек будет получать их по аккредитиву, но это будет не тот человек, за которого он будет себя выдавать.

– А за кого он будет себя выдавать? – начиная верить Ленчику, спросил помощник пристава

– За какого-то немца…

– Хм, – нахмурился полициант. – А аккредитив у него тоже будет фальшивый?

– Нет, настоящий. Потому что в этом деле замешан директор и учредитель торгово-закупочной фирмы «Гольденмахер и компания» господин Гольденмахер. Это он все придумал.

– Хм, – еще более нахмурился помощник пристава. – Я сам не могу этого решать…

– А кто может? – спросил Ленчик.

Помощник пристава снова хмыкнул и устремил взгляд вдаль. Если этот парень врет, он ему, конечно, устроит такое… А ежели не врет?

Ввиду чрезвычайных обстоятельств Полупанов вызвал в участок пристава. Тот уже в начале ночи снесся с помощником полицеймейстера Розенштейном, а последний, снова подробно расспросив Леонида о намечающейся махинации с двумя миллионами и вроде бы поверив ему, придумал план захвата законопреступников. Но на всякий случай решил взять Ленчика с собой…

– Они обещали, если я говорю правду и «дело выгорит», отпустить меня до суда на свободу, а дело передать прокурорским без свидетельских показаний. Все будет на суде оглашаться только с моих слов. Ну, самооборонение и все такое прочее…

– Все правильно, – констатировал Долгоруков без всяких эмоций. – Рассказывай дальше.

Ленчик продолжил рассказ. Когда он дошел до места, в котором его нехорошим словом обозвал «фон Геккерн», Давыдовский спросил, обращаясь к Севе:

– А не рано «немец» расшифровался?

– Не рано, – ответил Долгоруков. – Все равно его документы ни к черту. С первого взгляда видно, что это туфта.

– И что ему светит? – спросил Африканыч.

– Кому, Луке или «немцу»? – насмешливо поинтересовался Всеволод Аркадьевич.

– Да Быстрицкому, – уточнил Неофитов.

– Ну-у, это как посмотрит суд, – ответил Сева. – Собственно, он все будет валить на Гольденмахера. Мол, это его еврейские штучки, а сам он всего лишь рядовой исполнитель. Мол, ему пообещали несколько тысчонок, чтобы представился немцем, вот он и согласился. Ибо в его положении бездомного и безработного это серьезный заработок. Вот он и ухватился за него, как утопающий за соломинку. А потом он станет помогать следствию, даже окажет ему непосредственное содействие в деле поимки этого распроклятого Гольденмахера, ввергшего его, честного и благородного человека, в уголовный искус. Затем разжалобит на суде присяжных заседателей своей трагической любовной историей и дальнейшей нелегкой судьбой и получит от шести до восьми месяцев арестантских рот за присвоение чужого имени. Но Быстрицкий знал, на что идет. И вызвался на это добровольно…

– Хорошо ты с ним поработал, – заметил Огонь-Догановский.

– Хорошо, – согласился Сева. – Тем более что пребывание в арестантских ротах значительно компенсируется деньгами.

– А как ты догадался, что Лука попытается взять все два миллиона? – спросил Давыдовский.

– Я много думал, – неопределенно ответил Всеволод Аркадьевич.

– Мы все много думали, – заметил ему на это Африканыч. – Но предполагать, что Лука пойдет на прямой разбой, не могли.

– Значит, я думал немножко больше вас, – улыбнулся Сева.

– А что грозит Луке? – поинтересовался «граф» Давыдовский.

– Ну, если принять во внимание, что в его случае несостоявшиеся разбойные действия приравниваются по своей тяжести к состоявшимся… К тому же Лука был взят с поличным… – Долгоруков на секунду задумался. – Надо полагать, от десяти до двенадцати лет каторги. И заметьте, – как бы подвел он черту, – освободились мы от него не своими руками, а посредством полиции. А это совсем другой разговор…

– Для Густава? – быстро спросил Неофитов.

– И для Густава – тоже, – ответил ему Долгоруков. Правда, не очень уверенно…

– Это точно. И денежки его остались у нас… – улыбнулся «герой дня», пропустив неуверенность в голосе Севы мимо ушей. – Надо признать, хоро-о-ошие денежки.

– Денежки будут у нас после суда, – поправил Ленчика Долгоруков. – Сейчас их нам никто не даст, а после суда их вернут на банковский счет «Акционерного общества Казанско-Рязанской железной дороги». И мы снимем их по межбанковскому аккредитиву где-нибудь в Париже…