Михаил Климман - Вечерний день

Пирожки, даже холодные, оказались очень вкусными, и Платонов, несмотря на воз­можные проблемы с желудком, съел еще два. После этого захотелось пить, он налил стакан кефира, и спать расхотелось совсем.

Часы показывали без четверти три. Владимир Павлович сел в свое любимое кресло, вытянул ноги на стул, автоматически включил телевизор, автоматически же убрал звук. Показывали какой-то старый, возможно, еще довоенный фильм. Платонов не помнил его названия, но точно знал, что он «про шпионов».

Свет луны через неплотно закрытую занавеску попадал ему прямо в глаза и, несмотря на небольшую яркость, слепил его. Пришлось встать, подойти к окну. Он глянул сквозь сте­кло - в башне напротив занавеска тоже была приоткрыта, и возле окна сидел человек, кото­рого Платонов никогда раньше не видел. Он, похоже, спал, а рядом с ним виднелся какой-то странный аппарат, дуло которого с утолщением на конце было направлено в сторону окон Владимира Павловича.

В комнате было прохладно, и эта прохлада действовала отрезвляюще. Платонов попра­вил занавеску, сел в кресло, поглубже запахнув теплый халат, и взглянул на экран. Герой фильма разоблачал свою подругу, которая оказалась агентом какой-то вражеской разведки.

«Что за странная манера показывать по ночам всякую чушь?» Он пощелкал кнопками, но остальные программы вообще не работали. Пришлось вернуться к тому, с чего начал. С подругой к этому времени было покончено, и теперь герой принялся за своих родителей.

«Что за предмет был у человека в мастерской? Что вообще вокруг меня происходит?»

Отец и мать тоже оказались агентами, причем разведки были разными и конкурирую­щими между собой.

«Я иду к женщине, чтобы получить важный документ, и она погибает прямо перед моим приходом, через несколько часов после моего звонка к ней».

Герой по странной прихоти авторов фильма обратился не в органы, а к начальнику цеха своего завода. Тот отправил его к директору, который, как выяснилось к концу фильма, как раз и возглавлял всю вражескую сеть.

«Затем появляется странный человек, выдающий себя за моего сына. Что ему нужно от меня? Он так и не сказал. Даже если бы он действительно был моим сыном, что-то он должен был мне сказать. „"Папа, приезжай к нам, посмотри на внучку"". Или: „"Помоги устроить внука в Москве"". Или просто - „"Давай мы к тебе приедем."" Да еще выясняется, что он - мент».

На экране только доблестный секретарь парткома оказался «нашим» и не сдал его вра­гам, а помог обезвредить агентурную сеть.

«И зачем меня били? Именно меня они дожидались. Сделали свою работу и ушли. Как будто хотели показать мне, насколько я беззащитен, и они могут легко сделать со мной все что хотят. А кто это - они?»

Друг героя, с которым они вместе прошли через весь фильм и победили всех гадов, в последний момент в кабинете секретаря парткома, поздравляющего их с успешной поимкой врагов, вдруг достает пистолет и требует, чтобы ему отдали секретный план изготовления нового бомбардировщика.

«И что это все-таки за хреновина, которая направлена на меня из мастерской худож­ника? Или я сошел с ума? Но столько совпадений не бывает.»

Доблестный герой, получив при этом легкую рану в плечо, выбивает оружие из рук своего друга-врага, а доблестный секретарь парткома набрасывается на шпиона и связывает его пионерским галстуком.

Платонов подошел к окну, осторожно, как в только что показанном фильме, отодвинул край занавески и посмотрел на окна напротив.

С художником, который там работал, они лично знакомы не были, только раскланива­лись из своих башен. Владимир Павлович иногда смотрел, как тот рисует или пишет маслом, один раз он даже видел обнаженную натурщицу, точнее, ее спину и плечи, потому что сразу задернул занавеску и не стал смотреть дальше. И вот теперь там второй раз появляется неиз­вестный человек, и сегодня у него в руках предмет, который похож на микрофон. Честно, эта штука напомнила аппарат, с помощью которого в кино прослушивают чужую жизнь на дальнем расстоянии.

На экране все закончилось, и герой с дочерью секретаря парткома, которая неизвестно откуда взялась, но честно дождалась его выхода из больницы, шли, взявшись за руки, навстречу рассвету.

А у художника занавески оказались плотно задернутыми и ни человека, ни предмета видно не было.

Паранойя?

Владимир Павлович всегда считал, и был при этом, наверное, стихийным диалектиче­ским материалистом, что все имеет свои причины и следствия.

Если человек смеется, значит, ему рассказали анекдот, или пощекотали подмышки, или просто у него хорошее настроение.

Если автобус едет, значит, кто-то придумал механизм и этот механизм работает, запра­влен бензином и за рулем человек, который этой ездой руководит.

Если люди за что-то платят деньги, значит, им это что-то нужно. Или кто-то грамотный профессионально доказал, убедил, внушил им, что вот этого-то как раз в их жизни и не хватало.

Если вокруг него, Владимира Платонова, вдруг началась не очень понятная, но явно нехорошая суета, значит, он что-то сделал не так или не то. Где-то высунулся не вовремя, засветил деньги, нечаянно взял то, что ему не принадлежит, или еще что-то в этом роде.

Но ничего такого он за собой не знал. Можно, конечно, зайти на чужую территорию, не заметив границы, но за тридцать лет занятий антикварным бизнесом, который всегда был на грани - раньше надо было прятаться от ментов, теперь в хвост к ним пристроились бандиты, появляется чутье на опасность. Платонов был глубоко убежден, что те бесконечные убитые бизнесмены и политики, трупы которых показывали по телевизору, хорошо знали, за что с ними так расправляются.

У него был единственный знакомый, который пострадал ни за что, а просто выходил из своей квартиры в тот момент, когда на площадке профессиональный киллер «валил», как говорят они на своем жаргоне, его соседа - заместителя директора коммерческого банка. Увидев непрошеного свидетеля, убийца пальнул и в него. Знакомый выжил, правда, ходит теперь с палочкой, но он оказался тем самым исключением, которое подтверждает правило.

Платонов старался внимательнейшим образом отследить все возможности попасть в «нехорошую» историю, и ему почти всегда это удавалось.

Единственный раз, еще при большевиках, Наташе пришлось сходить в отделение милиции. Платонов сдал на ее паспорт купленную в магазине «Переписку Карамзина с Дми­триевым», изданную тиражом пятьдесят экземпляров. Тираж на книге нигде не был обозна­чен, поэтому ее оценили в двадцать пять рублей, но Владимир Павлович, сдавая ее в другой магазин, принес с собой каталог, где об этом было сказано. И получил двести рублей на руки.

К тому времени на нем значилась уже немаленькая сумма полученных от продажи антиквариата денег, и он попросил паспорт Наташи и оформил сдачу книги у знакомого товароведа на жену. А через три дня пришел человек и сказал, что книгу у него украли месяц назад.