Татьяна Степанова - Тот, кто придет за тобой

Мадам Ковнацкая...

Ее муж Глотов...

Она слепая и опухшая от слез, после того как известие о смерти сына обрушилось на ее голову.

А Глотов... он вытаскивал чемоданы из багажника такси, явно стараясь ничего не забыть.

Такими Гермес их увидел. Они приехали вечером, а сейчас была уже ночь. Часы в холле, отделанном натуральным камнем, где еще пахло свежим ремонтом, гулко пробили два. Гермес сидел у ярко горящего камина и слушал... слушал дом.

Глухие рыдания из спальни.

Она все плачет, плачет и никак не может остановиться.

Эту спальню Платон Ковнацкий, между прочим, декорировал под себя и не предполагал, что его дражайшая мамаша будет вот так безутешно предаваться там скорби.

Там эротическое панно на стене, точнее, даже порнографическое... интересно, обратит она на него внимание в таком состоянии или нет?

Со второго этажа спустился муж Глотов. И те, кто раньше видел в похоронной конторе его в роли скромного охранника из числа военных пенсионеров, сейчас немало бы удивились переменам в его облике. Новая модная стрижка, новая «голливудская» форма усов. Эта роскошная темно-синяя шелковая пижама от Гуччи. И этот золотой медальон на волосатой груди – кажется, знак Зодиака Стрелец. Стрельцы, они вообще такие – не знаешь, чего от них ждать, каких чудес, каких метаморфоз. Стреляют и метко попадают в цель, в ту, которую избрали себе.

Пылающий камин, горящие свечи в модных подсвечниках на низком столике из тика. Женский глухой плач на втором этаже в спальне. Гермес – светловолосый, загорелый, у камина на ковре – без рубашки, в одних лишь потертых джинсах. И бывший военный пенсионер Глотов. Шелк его новой пижамы... И еще особняк, окутанный мраком, – вот все, что осталось после Платоши-могильщика, все, что он так и не смог забрать с собой.

– Она в истерике, – Глотов прошел через гостиную и сел в кожаное кресло к камину.

– Пусть поплачет, – Гермес пожал плечами.

– Она мне все рассказала.

– О чем?

– Обо всем, – Глотов смотрел на огонь, на парня, потом снова на огонь. – И, кажется, всю правду. О том, как было. И это не то, что он говорил тебе.

Если бы кто-то (например, бухгалтерша Вера из похоронной конторы), знавший прежде Глотова в роли скромного охранника и ночного сторожа, услышал его сейчас – не поверил бы ушам своим. И глазам своим не поверил бы, что Глотов и Гермес могут вот так сидеть и беседовать между собой – с такой доверительной и очень сложной интонацией.

– Надеюсь, помер-то он быстро. Не мучился сильно? – сказал Глотов, помолчав.

– Я тоже на это надеюсь.

И опять эта интонация...

– Небось тяжко пришлось с ментами поначалу? – спросил Глотов.

– Так точно, – Гермес усмехнулся. – Ничего, прорвемся.

– Насчет мадам не беспокойся. С ней я все улажу. Не зря ж женился, – Глотов покачал головой. – Это ж надо, а... Надо помозговать, как бы тебе тут остаться. Ну, с нами... со мной... Дом-то он ведь на себя записал, ты тут доли никакой не имеешь. А она, мадам, захочет выпереть тебя, как только чуток оклемается. Но в мои планы... в наши планы это не входит – в смысле расставание, раздельное проживание... После всего, что мы с тобой прошли, что претерпели... Нужно что-то придумать, а, сынок?

– Так точно, придумаем, – Гермес улыбнулся.

– Эх, сынок, – Глотов протянул руку, коснулся его светлых волос, потом растопыренные пальцы неуклюже и нежно погладили щеку парня. – В общаге офицерской и то как-то устраивались... ты вспомни... И тут устроимся. Не зря ж я отдал тебя ему, этому толстому борову, а сам на Маруське Ковнацкой женился. А теперь мы здесь с тобой. Ты и я... Она, старуха, не в счет.

Над пылающим камином висела картина – довольно дорогая копия в золотой раме, изображавшая двух спартанских воинов – зрелого и юного, сложивших доспехи и оружие и предававшихся любовным забавам в гимнастической школе, палестре.

– Слыхал, тут у вас ванная настоящим мрамором отделана и джакузи имеется? – сипло спросил Глотов. – Не покажешь старшему по званию сии апартаменты?

– Успеется, – Гермес наклонился и помешал кочергой угли в камине. – Сначала я хочу знать, что она тебе рассказала. И как оно все было на самом деле.

Дядя-адвокат Ростислав Павлович, видимо, заставил себя уговаривать, прежде чем согласился на встречу. Катя сделала такой вывод, потому что, просидев довольно долго в буфете областной прокуратуры, выпив целый чайник чая и объевшись вконец пирожными, она застала следователя Чалова все еще «на телефоне». Правда, это был уже самый конец беседы: «Да, хорошо, спасибо большое, я приеду».

То есть разрешение получить удалось, но Чалов, повесив трубку служебного телефона, отвернулся к окну и какое-то время сидел молча.

И тут сытая и поэтому крайне самонадеянная Катя решила, что уж этот допрос вне всяких правил прокурорского следствия она точно возьмет в свои руки. Родственники... что с них взять... ведь все порой так сложно в этих их отношениях. Отсюда вывод – надо действовать самой и, главное, задавать побольше вопросов, не стесняться.

Чалов наконец отвернулся от окна и с интересом посмотрел на Катю:

– Простите, а вы сегодня на своем драндулете?

– Нет, он в гараже остался.

– Я фильм смотрел «Розовая пантера», там инспектор Клузо на таком путешествовал – точь-в-точь.

– Я не инспектор Клузо.

– Простите, я не хотел вас обидеть. Ладно, если эта роскошь нам недоступна, поедем на моем драндулете. По дороге только заправимся.

Драндулет Чалова оказался... вот совпадение, тоже «Мерседесом», и даже серебристым, но старым, выпуска середины девяностых, на таких по городам и весям колесили «братки», пока не пересели в джипы и «бумеры». И правда, у каждого свой «Мерседес» – вот такой может позволить себе следователь на свою зарплату.

Ехали по Профсоюзной, а в районе Теплого Стана завернули на заправку, затем все прямо – по Калужскому шоссе. Время близилось к пяти часам, и машин в сторону области заметно прибавилось. На горизонте синела гигантская туча, закрывавшая полнеба.

Катя отчего-то решила поначалу, что дядя-адвокат проживает либо где-то в районе Пречистенки, либо тоже на Рублевке, как и Валентин Гаврилов. Ну это если судить по «Бентли» и тому пиджаку песочного цвета, которые в Москве носят только богатые иностранцы. Но путь лежал через Калужское шоссе. Куда?

После реплики про «инспектора Клузо» Катя решила выдержать паузу. В принципе он, Чалов, вообще не обязан брать ее с собой к дяде. Но он профессионал, он понимает, что при таком допросе (а ведь это точно будет официальный допрос, а не просто беседа) должна присутствовать третья, незаинтересованная сторона. Так проще впоследствии, да и в ходе допроса удобнее – легче выдержать нужный тон.