Андрей Орлов - Я навсегда тобою ранен...

– На золото, – повторил я. – Не удивляйтесь, аллергия бывает даже на голубое небо. Вампиризм называется. А еще на красивых девушек. Представьте, я когда-то знал одну прекрасную леди, у которой была аллергия на золото. Она не могла его носить – тело покрывалось красными пятнами. Не обращайте внимания, Рита, – здоровая творческая шизофрения. Вы хотели что-то спросить?

– Не помню... – она потерла ладошкой лоб, выбитая из колеи моими ремарками.

– Давайте вспоминать. Вы начали про Голованова, который за последние сутки кардинально изменился. Вы чего-то боитесь. Я удивляюсь, почему вы согласились на эту авантюру.

– А по-вашему, я должна была остаться на базе? – она взяла себя в руки, решив сопротивляться до последнего. – Да мне от одной мысли дурно... Что бы вы сделали на моем месте?

– На вашем месте я бы собрался и поехал домой. Не приходила такая мысль?

– Приходила. – она тряхнула челкой. – Но знаете, в последней вечер... – тут она смутилась и принялась строить из себя нецелованную девочку, – в последний вечер Валентин сумел проявить обаяние... ну и...

– И вы уступили давлению обстоятельств, – засмеялся я. – Он провел в вашем домике ночь, был очарователен и убедителен, уговорил вас сбегать за золотом и даже намекал на возможную совместную жизнь...

Она вздрогнула.

– Откуда вы знаете? Вы с ним не разговаривали...

– Я прожил долгую жизнь, – пробормотал я, – и знаю вашего и нашего брата не понаслышке. Обычный деловой заезд. Надеюсь, вы не восприняли его всерьез?

– А вы жестокий, – прошептала Рита, и я почувствовал, как из карих глаз потекла волна неприязни.

– Я – разный, – возразил я. – Но это лирика, которая не имеет отношения к делу. Давайте сосредоточимся, Рита. В котором часу он к вам пришел?

– Я уже ложилась... В начале двенадцатого.

– До вас он был у кого-то?

– А я не знаю... Откуда мне знать? Он со многими разговаривал...

– Хорошо... А после вас?

– Нет, – она уверенно покачала головой, – после меня он никуда не ходил. Мы поднялись в шесть утра...

Я поймал себя на мысли, что мы рассуждаем о Голованове, как о мертвом. Но он неплохо себя чувствовал и шуршал травой метрах в сорока по курсу. История повторялась до смешного: обнаружив, что Рита идет рядом со мной в неприличной близости, он занервничал и начал смещаться в сторону. Времени на интим оставалось мало.

– Послушайте, Рита, меня не волнует, чем вы занимались ночью, и сколько раз; хочу лишь знать, о чем вы разговаривали.

– Но он уже сказал... Сосед неприятной внешности, древняя история про украденное золото...

– Залипуху про соседа Леху я уже слышал, – разозлился я. – Вы сами в нее верите?

– С трудом, – замялась Рита. – Но знаете, вам трудно понять... Большую часть жизни я просидела в большом и пыльном городе...

– У вас свое ателье?

– Скромное, – улыбнулась женщина. – Понимаете, раньше у меня была компаньонша, мы вместе работали, потом она, к сожалению, умерла... лейкемия, все произошло очень быстро и страшно... ее дочь предъявила права на долю предприятия, хотя ни разу там не появлялась... Дела пошли скверно, заказы – разовые, но пока держусь, подруга помогает...

– В общем, деньги не помешали бы.

– Где их взять? Собиралась развеяться на природе, забыть про все, путевка на эту базу стоит смешные деньги...

– Понятно, Рита. К сожалению, наша беседа на этом прервется: ваш пылающий страстью кавалер уже готов сделать из меня строганину. Сейчас я буду рассказывать анекдот, а вы уж постарайтесь через слезы улыбнуться...

Никаких условий для работы! Снедаемый ревностью Голованов отстал от Куницына и нервно озирался. Я начал рассказывать анекдот про сонную птичью ферму, в которой раздается страшный крик, и через загородку, истошно вопя: «Я ошибся, я ошибся!» перелетает петух. За ним выползает взъерошенная утка и повторяет: «Ничего страшного, ничего страшного...» Рита смеялась без принуждения, что покоробило Голованова, тот насупился и здорово походил на быка, сбежавшего с сельскохозяйственной выставки.

– Хорошо, Валентин, что вы остановились, – сказал я. – У меня к вам два вопроса. Адрес соседа, поведавшего вам неверятную историю о зарытом в ущелье Зеленого Дьявола сокровище. Отчество, фамилия, место работы.

– А это еще зачем?

Поникшему красавчику хотелось держать себя в руках, но что-то мешало. Он покосился на Риту – та пожала плечами – дескать, не ко мне.

– Я обязан отвечать? – проворчал Валентин.

– Можете подумать, – разрешил я, – время есть. Похоже, человек, о котором вы изволили повествовать, замешан в крупном преступлении без срока давности. Вы же не хотите пойти соучастником и покрывателем?

– Перестаньте, какое соучастие? – побагровел Голованов. – Что вы на понт берете, капитан? Если в чем-то подозреваете, вызывайте повесткой, предъявите обвинение, дождитесь, пока сюда приедет мой адвокат...

– Да мне плевать, – лучезарно улыбнулся я, – мобилизуйте хоть всю коллегию. И второй вопрос, Валентин. Можете не отвечать, хватит вашей реакции. Что вы думаете о человеке с колоритной внешностью? Не кажется ли вам, что он продолжает идти за нами и всегда видит хвост отряда? Не считаете ли вы, что у существа, которое вместо того, чтобы наслаждаться покоем в психиатрической лечебнице, прыгает по горам, – богатая история? Как вы думаете, имеет ли он отношение к мифическому «Лехе»? Имеет ли отношение к мифическому золоту? Не заманит ли он нас в засаду?

Я не ожидал от себя такой пространной риторической тирады. Уже на середине монолога Рита с Головановым начали меняться в лице, в финале их физиономии, будто ржа, коробил страх, они вертелись как на иголках и были очень рады удалиться в голову колонны. А я продолжал идти в «попке». Процесс дестабилизации и запугивания проходил успешно. Оставался вооруженный тип в авангарде, который был не прост и требовал иного подхода. Но на марше я не мог общаться с Куницыным. Как запад не встретится с востоком, так и голова идущей колонны не может встретиться с хвостом – если колонна, конечно, не ходит по кругу.

До привала произошло еще одно событие, подогревшее интерес к жизни. Мы вышли из леса и вновь оказались в антураже из другого мира. Неизменной оставалась лишь река, текущая на север, которую мы не видели, а только различали ее дробный гул. Со всех сторон возвышались абсолютно гладкие «готические» скалы. Казалось, их склеили из картона. Землю чертили провалы – заглядывая вниз, я чувствовал головокружение. Выползла пятнистая змея, свернулась под слоистым камнем, уставилась на нас. Что-то юркое пробежало по вершине, махнув хвостом. Свалился камень. Стелла, проходившая мимо, схватилась за сердце, оступилась. Мурзин подал руку, но она уже справилась, раздраженно отмахнулась. Обиженный Мурзин попятился, сложив перед собой ладони. Успел пробормотать: «все равно тебя не брошу...» – и ухнул в провал, не успев даже крикнуть. Что тут было! Стелла завопила, словно ее пилили на кусочки. Не разобравшись, Рита присоединилась к воплю. Такие крики, по моему глубокому убеждению, нужно издавать отдельным синглом и прокручивать детям, которые мало делают уроки и много смотрят телевизор.