Кирилл Казанцев - Волчара выходит на след

– Дело в том, что все это связано с покушением на Сукоткина. В этом покушении замешан Мостовой. Вы, конечно, слышали от Андрея Степановича эту фамилию?

– Ну… Не знаю… Мне лично эта фамилия ничего не говорит, – вывернулся Комов. Но тут же воровато отвел глаза и запунцовел.

– Я вас попрошу, Александр, пожалуйста, не надо ничего усложнять. Этим мы только впустую теряем время. Тем более что врать вы совсем не умеете.

– Ну, хорошо, – через силу выдавил Комов, – этот Мостовой проходит как один из подозреваемых по этому уголовному делу. Пока как один из многих других подозреваемых.

– Это неважно. Скорее всего именно он и сделал с Сукоткиным все это. По крайней мере, ваш Сазонов в этом совершенно уверен.

– М-м-м…

– Да-да, уверен, я повторяю. Иначе ничего подобного с Сазоновым бы не произошло. Арутюнян и убрал его с дороги только потому, что он может быстрее добраться до этого Мостового.

– Но зачем вообще этому вашему Арутюняну этот Мостовой?

– Ну, это – сложная схема. Я не думаю, что смогу вам сейчас в точности объяснить, в чем заключается его интерес. Просто, скажем так, Арутюнян собирается его использовать как орудие шантажа.

– Какого шантажа? Кого он намерен шантажировать? И с какой целью?

– Это неважно. Да я и сама еще, если честно признаться, не совсем во всем этом разбираюсь. Он никого в это дело не посвящает, – в свою очередь ловко вывернулась Алина. – Главное, что Сазонову грозит сейчас смертельная опасность. И я нисколько не преувеличиваю, Саша! Это чистая правда. Арутюнян способен на любую подлость, вплоть до убийства. Он никого не потерпит у себя под ногами.

– Так чего же мы ждем?! – спохватился Комов, судорожно полез в карман за телефоном.

– Нет-нет! – остановила его Алина. – Вам нельзя никуда звонить! В том-то и дело, что ваш прокурор заодно с Арутюняном. Он определенно в курсе всего этого. Он давно уже куплен Арутюнянами на корню. Он их большой должник, а потому они и крутят им, как захотят. И в милицию, как я понимаю, вам тоже ни в коем случае нельзя обращаться. Все ваше милицейское начальство тоже, и давно уже, у Арутюняна в больших друзьях. Поэтому нужно придумать что-то совсем другое. Совсем! Вы меня понимаете?

– Но этого не может быть, – смутился Комов. – Нет, ну, конечно, я знаю, что и у нас, и в милиции часто просто закрывают глаза на кое-какие грязные делишки всей этой нашей разбогатевшей уголовной шушеры, но… не до такой же степени все запущено, чтобы отдавать ей на заклание важняка прокуратуры?! Это же прямое предательство!

– Поверьте мне, Саша, – взяла его за руку Алина, – вы просто еще очень наивны. По молодости. Все ведь на самом деле значительно хуже, чем вы это себе представляете. Намного хуже! И это тянется еще с самого начала девяностых. Кому, как не мне, все это знать?! Я же, как вы, конечно, в курсе, много лет была замужем за полковником Савченко и изнутри видела, как все это происходит. Поверьте мне, там нет вообще никаких корпоративных интересов. В основе всего лежит чистая материальная выгода. Только выгода, и больше ничего. Ничегошеньки.

– Хорошо. Я вас понял, Алина Васильевна. Большое спасибо вам за информацию. Простите, но сейчас мне надо удалиться. Время не ждет.

– Ну, конечно. Идите. Я сделала все, что смогла.

Комов бросился к машине. Распахнул дверцу, забрался на сиденье и замер, сжимая уже вставленный в замок ключ зажигания, глядя на Алину в упор:

– Извините, Алина Васильевна, но еще один элементарный вопрос. Мне не совсем понятно. А зачем вам лично все это нужно? Какой у вас во всем этом интерес? Ведь, как я знаю, Арутюнян для вас тоже – далеко не посторонний человек?

– А вот это уже, Саша, совсем не ваше дело. И не теряйте времени. Вы можете опоздать.

– И вот еще что, Алина Васильевна, – нерешительно вымолвил Комов и замолчал.

– Ну, что еще, Саша?

– Если бы его… из дома вывезли? Куда угодно?

– Не знаю… Это уже… Вы слишком много от меня хотите. Хорошо. Я попытаюсь что-то сделать.

После отъезда Комова она еще долго стояла на пустынном речном берегу, отрешенно и бессмысленно глядя, как на раскрытую ладонь медленно, одна за другой опускаются холодные и колкие снежинки. Стояла, не зная, что именно на этом самом месте пять лет назад накануне ареста изнывал от тяжести, повисшей на душе, ее любящий податливый Стасик. Стоял и мучительно обдумывал, как лучше ей помочь, еще нисколько не подозревая о ее подлом и низком предательстве.

– Нет, Андрюха, так у нас с тобой дело не пойдет, – насупился Славкин. – Ты мне можешь толково, по-человечески, объяснить, зачем тебе это нужно? Ты что, считаешь, что за считаные дни можно освоить взрывное дело?

– Я и не собираюсь ничего осваивать, – отрубил Мостовой. – Никакие ваши хитроумные тонкости меня абсолютно не интересуют. Я просто хочу в этом участвовать. Хотя бы на последнем этапе.

– Ну, извини, – развел руками Саня. – Как это – хочу – и все? Это что за пацанство такое? Ты меня, старичок, начинаешь сильно разочаровывать.

– Да плевать я хотел на твои разочарования! – вспылил Андрей. – Я не баба, чтобы кому-то нравиться! Или ты привлекаешь меня к этому, или мы с Семенычем никуда с вами не едем! Теперь я ясно аргументирую?

– Да… Тяжелый случай. Я, кажется, догадываюсь, в чем дело. По-моему, ты хочешь сказать, что больше не уверен в том, что все пойдет так, как ты задумал? Попросту говоря, ты мне уже не доверяешь?

– А у меня за последнее время набралось для этого немало оснований.

– Вот, значит, как? – попытался изобразить обиду Саня, но, как было видно, сразу же передумал и терпеливо продолжил свои отеческие увещевания: – Да посуди ты сам, братка, ну какая тебе разница – кто из нас нажмет на кнопку? Главное ведь – результат? Так ведь? И ты его увидишь. Своими собственными глазами. Мы там в точности, как ты и хотел, всю эту таежную малину с дерьмом смешаем. Живого места не останется. Но никаких кнопок, извини, я тебе доверить не могу. И по одной простой причине. Ведь, согласись, если закладка не сработает, да еще и по твоей вине, ты же сам мне тогда до мяса плешь проешь. Ну, так же? Иван Семеныч, может, ты ему это объяснишь?

Иван Семенович молча отвернулся.

– А-а, так ты, бать, тоже с ним заодно? Д-а, мужики, с вами не соскучишься. И что мне теперь прикажете делать?

– Принимать мои условия, – сказал Мостовой.

– Но…

– И без всяких «но».

– Ладно. Хрен с тобой, золотая рыбка. Но, если все сорвется, пеняй тогда, Андрюха, на себя. Так что? Заметано?

– Да, – сдержанно ответил Андрей, но глаза его при этом радостно сверкнули.

Все еще находясь в возбужденном состоянии после разговора с другом, выбрался из зимовья. Бросил взгляд на завалинку, но, не задерживаясь, круто развернулся и шагнул в ночную темень. Отошел от сруба на сотню метров. Смахнул рукою невесомую пыль-куржу с поваленной лесины. Примостился. Закурил. Подставил разогретое возле раскаленной печурки вспотевшее лицо легкому свежему ветерку. И через мгновение таинственная, наполненная каким-то скрытым смыслом таежная тишь полилась, запросилась в душу.