Владимир Колычев - Выстрел, который снес крышу

Павел не стал говорить, что еще у него был черный пояс по карате. Конфликт в зоне начался с драки, в которой он одному зэку разбил кадык, а второму сломал челюсть в двух местах. Потому и заступился за него Горуханов, что уважал таких людей, которые могут за себя постоять.

В детдом Павел попал в двенадцать лет. Он был домашним ребенком, не знал законов улиц, поэтому первое время подзатыльники сыпались на него со всех сторон. Но потом появился новый физрук, который организовал занятия по рукопашному бою, и Торопов увлекся так, что вскоре сам стал поддавать своим обидчикам. В военном институте он записался в секцию карате, выступал на соревнованиях. А в зоне кикбоксингом занялся, был там один специалист… Но Эльвире Тимофеевне зачем это знать? Еще подумает, что он хвастается.

– В общем, в пристяжи я у Горуханова был. А потом он освободился и, когда уходил, сказал мне, что я могу к нему приехать после отсидки. Он из Ульянова, что под Москвой… Горуханов меня к себе в телохранители мог взять, но сначала испытательный срок, три месяца просто в охране… А я в магазин пошел, возвращаюсь, смотрю, клоун…

– Про клоуна я уже слышала. И про то, что ты в зоне сидел, знаю. И про условно-досрочное освобождение тоже знаю…

– Какое условно-досрочное освобождение? – удивленно спросил Торопов. – Не было такого. От звонка, как говорится, до звонка…

– Ну, не было так не было… Значит, служили военным следователем, убили жену, получили срок… А почему про психиатрический стационар не рассказываете?

– Психиатрический стационар? Ну, было, чего скрывать! Проходил обследование, меня признали дееспособным, но с ограничениями, в том смысле, что в момент убийства я был не в себе. Состояние сильного душевного волнения, а если короче, аффект.

– Я знаю, что такое аффект… И сильное душевное волнение у вас было. И душевное потрясение. С тех пор к вам является покойная жена, упрекает вас в том, что вы ее убили…

– Да нет же, приходила она только один раз, вчера.

– Вы в этом так уверены? – удивленно и жестко посмотрела на Торопова Эльвира Тимофеевна. И, смягчившись, гораздо более душевным тоном предложила: – Подумайте хорошенько, Павел Евгеньевич, вспомните; может, ваша покойная жена приходила к вам не только вчера? Все-таки восемь лет прошло…

Торопов думал недолго.

– Глупо отрицать, что она ко мне не приходила. Снилась часто. Особенно первое время. Но ведь снилась. А вчера все по-другому было…

– Это вам только так кажется, что по-другому, потому что еще не утрачена свежесть восприятия. К тому же сейчас вы находитесь в той фазе, когда прежняя ваша жизнь находится за гранью реального восприятия. Кое-что вы помните из вашей прошлой жизни, а что-то – плод вашего больного воображения.

– Моего больного воображения?! – схватился за голову Павел. – Что вы такое говорите?

– Хорошо, давайте начнем с самого начала, – сказала врач и сделала глубокий вдох, как будто запасалась терпением. – Вы служите в милиции?

– Нет.

– У вас настоящее удостоверение?

– Я же говорил, что нет.

– Вы звонили своему начальству после того, как вас ударили по голове… а вас действительно ударили… звонили вы начальству?

– Нет.

– Но делали вид?

– Да. Я набрал первый попавшийся номер, но пальцем нажал на рычаг. И после этого начал разговор.

– Разговор с пустотой? – пристально глядя на собеседника, спросила Эльвира Тимофеевна.

– Выходит, что да…

– Как вы сами считаете, может ли человек в здравом уме разговаривать с пустотой?

– Зачем вы так ставите вопрос? – смутился под взглядом женщины Торопов. – Это не разговор с пустотой. Просто я сделал вид, что разговариваю с кем-то. Так многие делают…

– Мне все равно, что делают многие. Меня интересует исключительно то, что делаете вы. Вы сейчас находитесь под моим наблюдением, и я отвечаю за вас. И вы мне сами сказали, что разговаривали с пустотой…

– Нет, не так было! Вы спросили, а я всего лишь подтвердил!

Павел сопротивлялся как мог, но дело в том, что силы его иссякали с каждым произнесенным словом. Он точно помнил, что Эльвира Тимофеевна сама сказала про пустоту, но сейчас ему почему-то казалось, что именно он и сказал ей о том, что разговаривал с пустотой. Под ее пристальным взглядом Торопову стало казаться, что он действительно не в себе. И эта несуществующая служба в милиции, фальшивое удостоверение, разговор с пустотой – все это вода на ее мельницу.

– Ну вот видите, вы подтвердили. Значит, вы согласны со мной… А вспомните клоуна. Он бежал, хохотал, но его видели только вы. А Котов его не видел!..

Эльвира Тимофеевна открыла сейф, достала оттуда пухлую картонную папку, вынула из нее лист бумаги, бросила его на стол перед собой.

– Это объяснительная от Котова. Если есть желание, можете прочесть.

– Можно…

Торопов бегло пробежался взглядом по кривым строчком рукописи. Котов подробно излагал, как сопровождал пациента за пределы запретной территории, как искал с ним следы несуществующего клоуна и так далее и тому подобное. Была здесь и запись о том, что у пациента возникли зрительная и слуховая галлюцинации. Пациент, несуществующий клоун, галлюцинация – все это резало слух.

– Почему он пишет, что я – пациент? – возмутился Торопов.

– Потому что не было никакого клоуна… Как не было никакого Горуханова, – ошарашила Павла врач.

– Как это не было!

– Горуханов был. Он действительно сидел с вами в одной колонии. И действительно он был в авторитете среди уголовников. Но дело в том, что здесь, в Ульянове, его не было. И вы не работали у него. И в клубе охранником тоже не работали… Вы отсидели в колонии пять лет, после чего условно-досрочно вышли на свободу. Вернее, условно-досрочное освобождение послужило лишь поводом для того, чтобы выпустить вас на свободу. На самом деле начальник колонии очень сомневался в вашем душевном здоровье. Да вы и сами в этом сомневались, поэтому попросили лагерное начальство организовать вам встречу с Маловаткиным Леонидом Константиновичем. Надеюсь, вы не станете отрицать, что этот врач ставил вам диагноз?

– Не стану, – кивнул ошеломленный Торопов. – Был Маловаткин. Но я не просил организовать с ним встречу…

На этот неуверенный и жалкий всплеск эмоций Эльвира Тимофеевна отреагировала небрежным взмахом руки. Дескать, зачем ей комментировать известный факт.

– Так вот, ваше лагерное начальство навело справки и выяснило, что Маловаткин Леонид Константинович в настоящее время работает у нас. Но вышла нестыковка. Он действительно работал у нас, но к тому моменту, как поступил запрос, он вышел на пенсию и уехал в родную деревню. Мы уговаривали его остаться, но увы. Врач он хороший, однако ему надоело лечить людей с психическими расстройствами. Вернее, не то чтобы надоело, он просто стал переживать за самого себя, боялся, что сам рано или поздно свихнется на этой почве…