Владимир Колычев - Выстрел, который снес крышу

Маша остановилась, рукой обняв березку, как лучшую свою подружку. Повернулась к Павлу лицом, приманивая к себе, помахала ему свободной рукой. Она смотрела на него с недовольством, но враждебность в ее поведении отсутствовала. И она даже не попыталась убежать, когда Павел приблизился к ней. Осталось только руку протянуть, чтобы коснуться ее. И он сделает это, потому что она не останавливает его, не сопротивляется. Вот сейчас он и убедится в том, что ее бесплотную оболочку заполняет абсолютная пустота.

Но нет, он ощутил вдруг тепло и мягкость ее тела. Маша живая, материальная…

– Эй, ты чего? – мужским голосом возмутилась она.

Да и не она это вовсе, а он. Рома Дудник. Его залитые желтизной глаза с осуждением смотрели на Павла.

– Ты чего меня за грудь лапаешь? Я тебе что, баба?

– Извини, ошибся, – на удивление спокойно отреагировал Торопов.

Он шел за своей женой, но Маша вдруг превратилась в малознакомого мужчину. Это событие должно было всколыхнуть его изнутри, но Павел смотрел на Рому с детской невозмутимостью. Не было в его душе того живого брожения, которое заставляет человека возмущаться и удивляться. И в сознании полный штиль. И совсем не важно, где он разговаривает с Дудником, во сне или наяву. И то, что Маша исчезла, все равно.

– Ошибся он, – ухмыльнулся Рома.

Он развязал тесемку своего больничного халата, глубоко запахнул полы и даже поежился, как избалованная мужским вниманием жеманница.

– Совсем тут все из-за баб с ума посходили, – заговорщицки глянул он на Торопова.

– Кто это все? – механически отозвался тот.

– Да Илья Макарович, например, – понизив голос, обличительным тоном сказал Дудник и беспокойно глянул по сторонам, как будто боялся, что его могут подслушать.

– Опять ты за старое? – с едва выраженным упреком спросил Павел.

Дудник – ненормальный, как и все здесь. И глупо было осуждать его за возводимую на врачей напраслину.

– Ты не веришь?.. Я знаю, что не веришь! – От нервного возбуждения глаза Ромы стали еще желтее, чуть ли не оранжевыми. – Поэтому я и позвал тебя сюда!

Дудник показал рукой в сторону виднеющегося среди деревьев здания.

– Ты меня позвал? – в тугом раздумье спросил Павел, пытаясь сообразить, за кем он шел, за Машей или Ромой.

– А кто ж еще? Я, конечно!.. Что, тупо соображаешь? – засмеялся парень.

– Нет, нормально…

– Глаза у тебя пустые… Раньше бодрый был, а сейчас как чучело. Залечили они тебя!

– Как это, залечили?

– Ну ты совсем никакой, – обеспокоенно покачал головой Рома. – Совсем ничего не соображаешь. Так и овощем скоро станешь… У нас тут, знаешь, в спецблоке сколько таких!

– Сколько?

– Много! У Эльвиры Тимофеевны – это на раз-два! Чуть что не так, аминазин крест-накрест, и здравствуй, грядка. Ты в старый корпус зайди, там целый огород…

– Я не хочу быть овощем, – мотнул головой Павел.

– А кто тебя спрашивать будет?

– Врешь ты все… Ты вот совсем ненормальный, а овощем тебя не сделали. И на грядке ты не сидишь.

– Сам ты ненормальный! – огрызнулся Дудник.

– И я ненормальный, – легко согласился Торопов. – Но я хоть не вру. А ты все время врешь. Я знаю, что ты врешь. И не надо говорить, что меня залечили. Мне ни одного укола не сделали. Даже таблеток не дают, а ты – залечили…

– Таблеток не дают?.. А чай тебе дают? А суп, кашу?

– Ну, дают, и что? – флегматично посмотрел на собеседника Павел.

– А то! – взбудораженно отозвался тот. – В чай тебе таблетки кладут!

– А уколы в клизму, да?

– Тебе клизмы делают?

– Нет, клизму делают тебе. Для промывания мозгов, – апатично сказал Торопов и зевнул во весь рот.

– Обидеть меня хочешь? – нахохлился Дудник.

– Зачем тебя обижать? Какой в этом смысл? – пожал плечами Павел. – У тебя свои тараканы в голове, у меня свои…

– Какие у тебя тараканы?

– Долго объяснять.

– Так я не тороплюсь.

– И я не тороплюсь. Только лень с тобой разговаривать. Устал я.

Торопов неспешно сел на землю, спиной прислонившись к дереву. Трава мягкая, воздух теплый, легкий ветерок шевелит волосы. Закрыть бы глаза и спать, спать… Разленился он в больнице: мягко спит, сытно ест, два раза в день прогулка на свежем воздухе. Расслабило его это вынужденное безделье, оттого и устает он быстро. А еще по ночам плохо спит: Маша своими визитами донимает. Впрочем, он к ним уже привык и почти не реагирует на них.

– Устал он, – насмешливо хмыкнул Дудник. – Потому что залечили тебя, потому и устал. В овоща ты превращаешься, вот уже и на грядку сел… Давай, поднимайся. Пойдем, я покажу, какие они здесь все извращенцы!

Он двумя руками вцепился Павлу в предплечье и со всей силы потянул на себя. Пришлось подняться.

Можно было сбить Рому с ног подсечкой, чтобы затем добить в падении, но делать этого Торопов не стал. Эльвира Тимофеевна учила его контролировать себя, и он не мог подвести ее своей хулиганской выходкой. Да и нехорошо обижать больного.

– Ты как тот банный лист, – с кислым лицом глянул на Дудника Павел.

– Давай, давай!

Рома потащил его к вещевому складу, что виднелся за деревьями. Это была одноэтажная постройка из белого силикатного кирпича с шиферной, потемневшей от времени крышей. Фундамент низкий, треснувший в нескольких местах, но окна расположены были высоко, под самой крышей. Два широких, но коротких по высоте окна с запыленными стеклами за ржавыми решетками. Нужно было приподняться на чем-нибудь относительно прочном, чтобы заглянуть внутрь здания. Можно было подтянуться, зацепившись руками за решетку, но Дудник достал из-за куста боярышника два полусгнивших ящика из-под бутылок, осторожно поставил один на другой под первым справа окном.

С опаской глянув по сторонам, он протянул Павлу руку, требуя от него физической поддержки. И только получив ее, опираясь на подставленное предплечье, он взгромоздился на шаткий постамент. Руками зацепившись за прутья решетки, выпрямился во весь рост и глянул в окно. Судя по тому, как от восторга вытянулось лицо Ромы, там он увидел что-то очень интересное.

– Ну вот, что я говорил! – громко и ликующе прошептал Дудник, спрыгивая на землю.

– Что там такое, покойник ожил? – совсем не заинтригованно спросил Павел.

Возможно, он ошибся, и это здание не склад, а морг. Расположено оно в березовой рощице вдали от главного больничного корпуса, здесь безлюдно и тишина мертвая, может, потому и возникла такая мысль.

– Какой покойник? – вытаращился Дудник. – Нет здесь никаких покойников. Бордель здесь! Самый настоящий бордель. Ну, ты сам глянь!

Торопову не понадобилось помощи, чтобы забраться на ящики. Не было в мышцах прежней силы, физическая форма оставляла желать лучшего, но все равно он с легкостью зацепился пальцами за решетку, запрыгнул на верхний ящик, вытянулся во весь рост.