Сергей Асанов - Ведьма

Удивительно все-таки, какие длинные и запутанные ниточки тянутся по жизни – берут свое начало, может быть, где-то настолько далеко, что не хватит и высоты твоего генеалогического древа, чтобы проследить, и не заканчиваются нигде, как нити улетевшего за облака воздушного змея. Они переплетаются между собой, связываются в причудливые макраме, гниют, рвутся, появляются вновь, словно из ниоткуда… И все не просто так, все ради чего-то, ради какой-то неведомой цели. Ни одного лишнего и случайного элемента, как в карточном домике: вытащи одну карту – и рухнет вся эта красота к чертям собачьим…

Миша фыркнул. Какая-то банальщина в голову лезет. Разумеется, все мы в этом мире не случайно, все мы для чего-то нужны, всех нас ждет день «икс», в который мы наконец поймем, для чего столько лет портили воздух и загаживали цветущую планету. Впрочем, поймут не все – только те, кто вообще задумывается о подобных вещах, а таковых, увы, меньшинство. Одно утешает: для ублюдка, похитившего девчонку и наверняка измывавшегося над ней, Судный день уже настал. Миша был уверен в этом.

Он обвел глазами салон. Чувствуется напряжение, или ему кажется? Бог его знает. В этом автобусе напряжение должно витать в воздухе, оно должно бы уже стать элементом отделки, если учесть, на какие задания машина развозит несчастных паранормальных чудиков. Валя дремала, парочка «старосветских помещиков» перешептывалась, и до ушей Михаила долетали фразы: «Помилуйте, Наталья Платоновна, какая же это секта, это обычный притон». – «Это секта, уверяю вас, там едят детей на ужин и насилуют подростков». – «Боже мой, Наталья Платоновна, чтобы насиловать подростков, не нужен религиозный антураж!»… Колдун Иванов, по обыкновению, дрожал как осиновый лист, но это не вызывало удивления, поскольку парень, пытавшийся казаться крутым шаманом, дрожал перед каждым испытанием. Макушка Людмилы Кремер, торчащая из-за спинки переднего сиденья, излучала титаническое спокойствие и отстраненность. Из всех пассажиров «форда» беспокойство, пожалуй, вызывал только Шайдуллин. Он угрюмо смотрел в одну точку прямо перед собой и шевелил губами, как старая беззубая бабка, мусолящая во рту кусочек черствого хлеба.

Однажды Михаилу это надоело.

– Вы бы вздремнули, что ли, Рустам Имранович. Если будете падать на каждом задании с кровотечением, до финала не дотянете.

Он остался неподвижен, но ответил:

– Я и так до финала не дотяну.

– Отчего же?

– Вы лучше меня знаете.

Михаил попытался изобразить удивление, насколько ему позволило его умение закрывать действительное содержание черепной коробки.

– Что же я могу знать? Я не ваш лечащий врач.

Тут Имранович все-таки взглянул на него. Сходство с беззубой бабушкой исчезло, появилось что-то другое, более агрессивное и пугающее.

– Ты не врач, это верно, но в башке у меня изрядно покопался, да?

Михаил покраснел. Рано или поздно пришлось бы отвечать за свое вторжение, бесконечно избегать этой темы невозможно.

– Да, так вышло…

– И что ты там унюхал?

Михаил промолчал, краем глаза замечая оживление в салоне. Макушка Людмилы Кремер переместилась ближе к проходу, Валя проснулась, посмотрела в окно и, наткнувшись на ширму, кажется, глухо выматерилась и снова закрыла глаза, колдун Иванов обернулся назад, пугливо осмотрелся и вернулся к своим мыслям. Оператор направил в хвост салона объектив своей камеры и вопросительно уставился на Михаила.

Миша утвердительно опустил ресницы.

Оператор начал снимать.

– Что молчишь? – шипел Рустам Имранович. – Любишь рыться в чужих мозгах?

– Обожаю.

– Ты извращенец?

– Нет, я экстрасенс, практически психолог.

Шайдуллин ухмыльнулся. Он закипал слишком быстро, Михаил не ожидал такой стремительной перемены. Очевидно, сказывалось приближение к месту преступления.

– Ну так что ты нарыл там у меня, практически психолог?

Михаил сделал паузу, тщательно подбирая слова. Когда имеешь дело с такими, как Шайдуллин, нельзя ошибаться даже в мельчайших нюансах интонации, иначе ты рискуешь превратить висящее на стене бутафорское ружье в действующую пушку, которая начнет палить в разные стороны без разбора.

– Нарыл одиночество, – сказал Михаил. – Нарыл озлобленность. Нарыл то, что вы скрывали много лет.

Имранович помрачнел – на лицо просто наехала черная туча, грозящая разразиться ураганным ливнем.

– Интересно, интересно, мой юный друг, что же это я скрывал много лет и от кого? А?

Михаил промолчал. Он всматривался в его глаза, но на этот раз не с целью вывернуть наизнанку его душу. Он просто смотрел в глаза человека, которому когда-то серьезно не повезло в жизни. Невезение это сначала тянулось за ним, словно привязанная к хвосту кошки пустая консервная банка, затем, не получив отпора, стало бежать с ним рядом, как верный пес с хозяином на утренней пробежке, а под конец и стало забегать далеко вперед и поджидать его за каждым поворотом и за каждой дверью, которую он пытался открыть. Глаза были бездонны…

Имранович не выдержал, отвернулся и тут же наткнулся на горящую красную лампочку видеокамеры.

– Прекрати снимать, – фыркнул он.

Оператор не подчинился. Тогда Имранович повысил голос:

– Я сказал, прекрати снимать, парень!

Пассажиры стали поворачиваться в их сторону. Оператор оторвал взгляд от видоискателя, испуганно посмотрел на экстрасенса.

– Выключи эту чертову камеру, пока я тебя не прибил! – взревел Рустам Имранович и бросился на парня с кулаками.

Трудно представить, что бы он с ним сделал, если бы не запнулся о какую-то металлическую стойку и не растянулся в проходе между креслами. Он упал на бок как раз возле колдуна Иванова, вскрикнул от боли, прикрыл лицо руками и затрясся.

Кажется, он плакал.

«Оказывается, нам ничто человеческое не чуждо», – подумал Михаил и нехотя отправился на помощь.

– Вставайте, – сказал он, склоняясь над пострадавшим и протягивая ему руку. – Вставайте и приведите себя в порядок, нам скоро работать.

Имранович оттолкнул протянутую руку, сел, тыльной стороной ладони вытер слезы. Превратившиеся в зрителей пассажиры хранили гробовое молчание. Они словно все понимали без слов, читая какие-то невидимые субтитры.

«Ну да, мы же все тут экстрасенсы, – подумал Миша, – причем не хухры-мухры, а серьезные ребята. Мы сами все чувствуем».

Но на всякий случай он пояснил:

– Не обращайте внимания, это нервы.

Экстрасенсы сделали вид, что поверили.

Более или менее успокоившись, Рустам Имранович все-таки поднялся на ноги и проследовал к своему месту. Поразмыслив секунду, он сел чуть дальше от Михаила, в противоположный угол. Михаил не возражал.

Ах, какие мы нежные, какие мы ранимые. Ах, как мы боимся проникновения в нашу личную жизнь, ах, ах, ах… Черт возьми, почему он не вломил ему по полной программе здесь же, на месте – да так, чтобы голова взорвалась, как арбуз! Это было бы справедливо.