Эрик Эмблер - Грязная история

– Совратить их? – Заявление было настолько нелепым, что я даже хихикнул.

Геннадиу с размаху влепил мне оплеуху. Удар чуть не сбил мои очки, а в ушах зазвенело. Я прикрыл рот ладонью и уставился на него.

– Может, тебе не будет так весело, – рявкнул он, – когда я сообщу тебе, что полиция сегодня вечером заполучила ордер на твой арест! – Он перестал говорить шепотом.

– На мой арест!

– Твой и Гутара. Вас обоих обвинила женщина по имени Ирма Зигорис.

– Мадам Ирма? Я в это не верю.

– Лучше поверь. Уверяю, что информация у меня надежная. Я вспомнил, что у него брат служит в полиции, но даже после этого мне не верилось.

– Мадам Ирма никогда бы… Она просто не может этого сделать.

– Не обманывай себя. У нее в комиссариате хорошие дружки, и две девицы записались в свидетели. Тебя обвиняют, что ты склонял этих девиц к занятию проституцией.

– Ну это же абсурд. Они и так проститутки.

– Попробуй это доказать. А если даже и докажешь, что из того? Все равно ты поставщик, сводник. Смотри на вещи трезво. Дело в том, что Гутар сделал им предложение, а они рассказали мадам Ирме.

– Какое предложение?

Он нетерпеливо пожал плечами.

– Видно, он подбивал их устроить собственный бордель. Он назвал его кооперативным предприятием или еще чем-то в подобном роде. Какое это имеет значение?

Для меня это имело значение. Такого мадам Ирма никогда бы не забыла и не простила.

– Главное, дела уже не поправишь, – продолжал он, – и Хейек это понимает, хотя он весьма раздосадован всей историей, которая причинит ему неприятности и задержит съемку. Теперь мы должны действовать без промедления.

– Что с Гутаром?

– Он скрывается на яхте. Но долго он там не пробудет. Это слишком опасно. Так что Хейек решил выпроводить вас двоих отсюда тайком.

– Хейек решил! Уж не слишком ли он добр? – Я немножко оправился от первого шока и начал злиться.

– Что же ты предпочитаешь? Отправиться в тюрьму, чтобы тебя потом выслали официально? Не валяй дурака. Хейек и я – твоя единственная надежда.

Теперь он старался говорить практичным и деловым тоном, но капли пота продолжали выступать у него на лбу. Я представлял, что сейчас у него на уме. Мадам Ирма обвинила меня и Гутара, но ничего не сказала о Хейеке и его съемках. Если меня арестуют и начнут допрашивать, все выплывет наружу, включая роль самого Геннадиу во всем этом деле. Тогда и он оказался бы запачкан. Немудрено, что он хотел поскорее отделаться от меня.

Он вышел в переднюю комнату, оставив меня стоящим перед ящиком с говяжьей тушенкой. Мне очень хотелось куда-нибудь присесть. Он вернулся с конвертом в руках и протянул его мне.

– Здесь твой новый паспорт с въездной и выездной греческой визой плюс двести американских долларов и билет на пароход, отходящий рано утром в Порт-Саид. Вас обоих посадят на него сегодня ночью. – Он напустил на себя строгий вид: – Если учесть, сколько хлопот вы причинили мистеру Хейеку, он очень щедр.

– Все хлопоты причинил ему Гутар.

– Об этом вы с Гутаром можете поговорить в пути.

– Но я не могу отправиться просто так. – Мысли путались у меня в голове, и, хотя я старался контролировать себя, мой голос становился визгливым. – Моя квартира и машина… а моя жена, одежда? Я не могу взять и исчезнуть.

– Тебе будет лучше, если тебя сцапает полиция? У твоего дома сейчас дежурят двое, поджидая тебя. Что касается твоей жены, то ведь ты говорил, что она на гастролях. Ты сможешь написать ей из Порт-Саида. – Он протянул конверт. – Давай, забирай. Открывай, не стесняйся. – Он нетерпеливо щелкнул пальцами. – Убедись, все ли в ажуре, пересчитай деньги и проверь паспорт. Хватит морочить мне голову.

Все было в ажуре, как он сказал. Больше я не морочил ему голову.

В одиннадцать Геннадиу отвез меня в своей моторке к яхте Хейека. Ни его самого, ни кого-либо из его группы не было видно. Геннадиу приказал мне сидеть на месте. Сам он взобрался на борт яхты и что-то коротко сказал матросу, а затем спустился внутрь. Через минуту или две он появился вместе с Гутаром. На Гутаре была шляпа, в руке чемодан. Перебравшись в моторку, он ухмыльнулся мне, но ничего не сказал. Вслед за ним спустился матрос и сел за руль. Геннадиу остался на яхте. Больше он не хотел иметь с нами никакого дела.

Матрос пустил мотор на полную мощность и направил лодку ко входу в бухту. Эта бухта была старой пирейской рыбацкой гаванью и была отделена от глубоководного порта молом. За считанные минуты мы обогнули мол и взяли курс по черной зыби в сторону мерцавших вдали огоньков Пирея.

Готовый к отплытию «Волвертем», порт приписки – Монровия, стоял на якоре метрах в ста от одного из нефтяных пирсов. Это было старое, ржавое грузовое судно с высокой трубой и надстройкой посредине. На палубе к носу и корме торчал лес стоек и стрел для грузов. С одного борта был спущен трап, над которым горел свет, но для нас он, похоже, считался слишком на виду. Лодка проскользнула за кормой, сбавила ход и причалила к борту под открытым люком на нижней палубе. Струя воды из водостока в обшивке низвергалась вниз в паре метров от люка, и наш матрос выругался, стараясь обогнуть поток. Сверху падал тусклый свет, слышался гул машин.

Гутар встал и подхватил свой чемодан. Его грудь поравнялась с комингсом. Он перекинул через него чемодан и прыгнул вслед. Я попытался проделать то же самое, но лодку бросало на волнах, и у меня ничего не получалось. После третьей попытки две руки подхватили меня сверху под мышки и втянули на борт.

Тот, кто меня поднял, был в грязном комбинезоне котельщика. Он не потрудился помочь мне встать на ноги. Как только я оказался на палубе, он принялся задраивать две тяжелые створки, закрывавшие люк. Лодки уже не было.

Гутар закурил сигарету. Никто не сказал ни слова. Закончив задраивать люк, человек в комбинезоне жестом показал, чтобы мы шли за ним. Это был широкоплечий лысеющий мужчина с пучками курчавых седеющих волос над ушами. Он провел нас по узкому проходу, потом по трем железным трапам в другой проход. Теперь мы были внутри надстройки, и под ногами виднелся истертый линолеум. Мы миновали дверь, из-за которой доносились звуки радио. Однако нам не попался никто из команды. Наш проводник приостановился у одной из дверей и показал на нее, впервые раскрыв рот.

– Туалет, – произнес он.

Мы кивнули. Он пошел дальше и остановился у следующей двери.

– Каюта, – сказал он.

Мы протиснулись внутрь. Там были две полки, нижняя и верхняя, крохотная раковина, а на противоположной переборке – пара полочек, откидной стул и несколько одежных крючков. Вместо иллюминатора было вытяжное отверстие. Каютка была меньше любой тюремной камеры, в которой мне довелось побывать. Клаустрофобия была гарантирована.