Сергей Алхутов - Греческая Рапсодия

Вазари сидел за письменным столом. Это был крупный, слегка обрюзгший мужчина с зачесанными назад, сильно поредевшими седыми волосами. Слева от него, почти у окна, стояли огромные напольные часы, а справа, у глухой стены, – стойка бара, высокие табуреты у стойки, белый кожаный диван и несколько кресел с высокими спинками. В одном из них спиной к Фаризу кто-то сидел. Сидевшего не было видно, но Фариз чувствовал, что там кто-то сидит.

– Я слушаю тебя, парень, – сказал Вазари.

– У меня есть кое-что для нашей родины, – ответил Фариз.

– Эти слова звучали в его голове с тех пор, как ему пришла в голову мысль помочь генералу. Он давно гордился этой фразой.

– Что именно?

– Героин. Он стоит больших денег. НА них можно купить оружие для генерала. Я знаю, русские выводят войска из республики, у них сейчас по дешевке можно купить все, что хочешь.

Вазари тяжело вздохнул, встал из-за стола и подошел к окну:

– В этом нет ничего хорошего, парень.

– Ну что вы, какая может быть независимость с русскими танками под боком?

– Зачем ты убил своего напарника, парень? – спросил Вазари.

– Я же сказал: чтобы забрать у них героин, чтобы купить… – Фариз не стал продолжать, он вдруг понял, кто сидит в кресле и задним числом распознал автомобильный гудок, прозвучавший во дворе. Это был "Мерседес" Яши Грека.

– Где были твои мозги, парень – сказал Вазари. – Ты взял товар у моего друга и убил его человека. Я давал тебе рекомендацию. Ты подставил меня.

Фариз стоял, разглядывая свои ботинки. Оправдываться он не станет. Вазари продался русским, это ясно. Хороший удар ногой – и он вышибет мозги из его головы. Но сзади у двери стоят двое телохранителей с оружием. Надо потянуть.

– Что теперь? – спросил Фариз. – Ты выдашь меня желтоухим?

Вазари ненавидел национализм, и не только потому, что мать его была русской, а отец янычаром. Преступный мир искоренял в своей среде национализм в зародыше. Это был закон. Национализм унижает человеческое достоинство, мешает деловым отношениям.

Вазари принял решение:

– Оставь товар и уходи. Уезжай домой, сейчас же. Тебя никто не тронет.

Фариз достал из-за пазухи пакет с героином, положил его на стол, повернулся и пошел к выходу. Дверь за ним закрылась.

– Может, все-таки отпустишь его, – обращаясь к креслу, спросил Вазари, – а, Яша? Дурак парень. Крыша поехала.

– Я настаиваю, – поднимаясь, сказал Яша Грек.

– Ну, хорошо, – помрачнел Вазари, – только не у меня.

– Не у тебя.

– Испортил ты мне настроение.

– Поехали ко мне, поправим. Я сейчас девочек вызову, – пригласил Яша Грек.

– Нет, спасибо, в другой раз.

– Как думаешь, что мне с однофамильцем делать?

– А что делать, ничего не делать. Ты ему еще денег должен, за работу.

Фариз спустился по лестнице, каждую минуту ожидая нападения. Вышел во двор. "Мерседес" стоял рядом с "Опелем". Водитель, опустив тонированное стекло, скалил зубы, глядя на него. Фариз бесстрастно сел в машину и выехал в открытые привратником ворота. За ним никто не следовал, но все равно на первом же светофоре он рванул на красный свет и скрылся в ближайшем переулке. Через несколько минут машину повело. Он остановился, обошел вокруг. Заднее колесо было спущено. Оглядевшись и не заметив ничего подозрительного, он полез в багажник за запаской. В тот момент, когда он, присев на корточки, крутил домкрат, из проезжающей машины раздался выстрел, и Фариз повалился набок.

– Здравствуйте, Виктор Степанович, – повторил Бахтин.

Виктор Грек молчал, с ненавистью глядя в затылок полковника.

– Что же вы не отвечаете? – поинтересовался Бахтин.

– Я вам ничего не должен, – едва сдерживаясь, чтобы не закричать, сказал Грек, – наше соглашение не имеет силы. Девушку убили только что, на моих глазах.

– Да, действительно, – легко согласился Бахтин, – но это уже не имеет никакого значения. Операция отменяется.

– И, обращаясь к водителю: – Выключи мигалку, поедем как нормальные люди.

Шофер щелкнул тумблером и сбавил ход. Они въезжали в центральную часть города.

– Останови здесь, – приказал Бахтин. – Пойдемте, Виктор Степанович, прогуляемся, – предложил полковник.

Грек пожал плечами:

– С наручниками?

Бахтин сделал знак Белобрысый, вынув из кармана ключ, отомкнул стальные браслеты.

Улица была с односторонним движением, и водитель остановился у тротуара с левой стороны. Виктор вылез из машины, встал рядом с Бахтиным и глубоко вздохнул воздух.

– Хороший денек сегодня, а, Виктор Степанович? – спросил Бахтин.

– Я бы не сказал, – угрюмо ответил Грек.

– Да нет. Я имею в виду погоду. Тепло, а все же чувствуется, что скоро осень. В воздухе какой-то озноб ощущается.

Виктор пожал плечами. Его тяготил разговор. Обязательств перед полковником теперь у него не было. Руки свободны. Надо было повернуться и уйти. Но что-то удерживало его.

– Здесь недалеко в подвале пивная, – сказал Бахтин, – всего несколько шагов. Может, пропустим по кружке?

Грек нехотя согласился и поплелся за бодро шагающим полковником. Водитель, немного выждав, тихо покатился за ними.

В подвале было шумно и накурено. Сизый табачный дым стлался под потолком. Взяв по кружке пива, они отыскали в ряду стоек свободное место. Виктор осушил свою кружку в два приема и вновь пошел к пивному автомату. Вернувшись, он спросил:

– Как вы могли так подло обмануть меня?

Бахтин слизал с губ пивную пену и сказал:

– Это издержки нашей работы.

– Издержки, говорите. Испортить одному человеку жизнь, погубить другого – это, по-вашему, издержки. Это что же – мораль Армии Бдительности? А как же чистые руки и прочее?

– Мораль, уважаемый, в том, для чего это делается, а делалось это все во благо государства. И не вам судить о морали. Если бы вы, проводив жену, не залезли в постель к первой встречной девице, с вами бы ничего не случилось. В свою очередь, эта девица, блюди она мораль, не закончила бы таким образом свою жизнь.

– Ее втянули в это, – неуверенно сказал Грек. Да бросьте вы – и запомните: никто, никогда, никого, никуда не втягивает насильно, все в самом человеке.

Виктор допил пиво и пошел к автомату.

– Возьмите и мне, – сказал ему вслед Бахтин.

Наполнив две кружки, Виктор вернулся к столу и сказал:

– От меня ушла жена.

– Вернется, – успокоил его Бахтин, – вернется и будет еще сильнее любить. От нормального сильного мужика рано или поздно жена уходит. Бабы не уходят только от слабовольных, от тряпок. Они их жалеют. От меня тоже ушла жена, давно, правда. Она была очень красивая и умная, журналистка. Сказала: или я, или твоя работа. Я думал, она на нервах играет, я не мог бросить свою работу. Уехал в командировку. Восемь месяцев гнил в джунглях. Это было во время войны во Вьетнаме… А когда вернулся, узнал, что она ушла к архитектору. Потом она и от него ушла – к журналисту. Этот был полной тряпкой, он подавал ей тапочки. По сей день с ним живет.