Сергей Алхутов - Греческая Рапсодия

– Очередь, шеф, – спокойно ответил парень, – утро, шеф. Народ стоит за пивом. В лучших традициях соцреализма.

– Но, но, – погрозил ему Иван Тимофеевич, – ишь, распустили языки. Каково, Виктор Степанович? Мы себе такого не позволяли.

– Это верно, – открывая банку, согласился Грек.

– Говорил я Председателю, не надо Передел объявлять, добром не кончится, ан нет, не послушал. Пиво-то хорошее?

– Хорошее. А вы?

– Нет, спасибо. У меня, знаете ли, мочевой пузырь слабый, писаю часто. А уж с пива вовсе удержу нет.

– Вот беда-то, – посочувствовал Грек.

– И не говорите. Что делать, годы свое берут.

– Так вы вхожи к Председателю?

– Ну, как вам сказать. На рыбалке дело было.

– Вы так близки с ним?

– Он рыбачил, а я руководил охраной, – честно ответил Бахтин.

Грек допил пиво и открыл новую банку. В ящике их было много. Приятно было на них смотреть. Грек основательно приложился к новой банке, вытер губы и задал новый вопрос:

– Так что я должен сделать?

– Нам нужна техническая документация.

– Как вы это себе представляете? – саркастически спросил Грек.

– Никак, – неожиданно жестко сказал Бахтин. – Что бы я делал здесь, если бы представлял. – И совершенно другим тоном, просящим: – Могу я воспользоваться вашим туалетом?

– Пожалуйста, – сказал Грек.

Иван Тимофеевич встал и вышел из комнаты. Греку вдруг захотелось курить, и он поднялся с кресла.

– Сидеть! – резко сказал парень.

– Чего-о! – Грек повернулся к нему. – Ты чего, козел, командуешь в чужой квартире?

– Я сказал – сидеть.

Парень тоже поднялся, и теперь они стояли друг против друга. Ничего серьезного не происходило, и они оба это прекрасно понимали, смотрели друг другу в глаза без ненависти и не делали лишних движений, которые могли быть превратно истолкованы.

– Я на тебя плевать хотел, – сказал Грек.

Все-таки это была его квартира. Он повернулся к парню задом и сделал несколько шагов к книжному шкафу, на полке которого лежали сигареты. Нервные окончания в спине четко уловили необходимое расстояние между телами. В последний момент Грек сделал шаг в сторону, и парень въехал лбом в тяжеленные тома "Всемирной истории". Схватив за плечо, Виктор развернул парня к себе лицом (сделать это на натертом мастикой паркете было легко) и, дернув тело на себя, поддал коленкой между ног. Тот охнул и согнулся. Виктор сунул руку ему под мышку, нащупал пистолет, но был остановлен елейным: "Не надо". Бахтин стоял в дверном проеме, целя Греку в голову.

– Сядьте на место, – скомандовал Бахтин.

Грек сел в кресло, и полез за новой банкой. Постанывая, парень медленно разгибался.

– А с тобой, придурок, я после поговорю, – сказал ему Бахтин.

– Я хотел сигареты взять, – пожаловался Грек, – а он на меня прыгнул.

Иван Тимофеевич расплылся в улыбке:

– Так значит на бытовой почве?

– На бытовой, – подтвердил Грек.

– Не акт протеста?

– Не акт, – уверил Грек.

– Это хорошо. Значит, наше соглашение остается в силе. Вы знаете, я очень рад этому. Иначе мне пришлось бы вас пристрелить.

– Большое спасибо, – поблагодарил Грек, – только хотелось бы узнать, как говорят в Одессе: "Шо я буду с этого иметь?"

– Я верну вам негативы. – Бахтин протянул квадратик лощеной бумаги. – Вот мои телефоны. Поторопитесь, через десять дней состоится выставка вооружений в Туране.

– Но моя жена приедет только через две недели!

– Вот я и говорю, поторопитесь.

– Послушайте, – сказал Виктор Грек, – ведь я же не убивал ее, вы же все прекрасно знаете. Если ваши люди фотографировали, значит, они должны были сфотографировать убийцу.

– Не будем продолжать этот разговор. Позиция моя вам ясна, впрочем, фотограф, сняв ваши подвиги, ушел. Какой смысл было сидеть дальше. Это же логично.

– Логично, – нехотя согласился Грек.

– Сейчас сюда поднимется молодой человек и проведет с вами необходимый инструктаж. А мы уходим, приятно было познакомиться.

– Заходите, если что, дорогу знаете, – гостеприимно сказал Грек.

Бахтин наклонил голову, по-военному щелкнул каблуками и стремительно вышел из квартиры. Помощник двинулся за ним, кивнув на прощание, – после поговорим.

Сразу же после их ухода появился молодой человек в очках и джинсовом костюмчике, с дипломатом в руках.

– Никишин, – представился он.

– Грек, – в свою очередь сказал Виктор.

– А я русский, – похвалился Никишин.

– Я тоже русский. Это у меня фамилия такая.

– Извините. Прибор ночного видения, вернее, принцип его работы заключается в том, что он собирает, накапливает и многократно увеличивает свет ночных светил: луны, звезд, ночных фонарей и прочих источников света. То есть в абсолютной темноте он работать не может. Именно в этом отличие нового прибора. Он работает в полной темноте.

Никишин, щелкнув замками, достал из дипломата толстую черную авторучку и протянул ее Греку.

– Фотоаппарат со сверхчувствительной пленкой, можно сделать тридцать снимков.

– Инструкция есть?

– Пожалуйста, но имейте в виду, после прочтения инструкцию надо уничтожить.

– Послушайте, – воскликнул Грек, – она же не по-русски.

– К сожалению, инструкция на японском языке.

– У вас там все такие? – поинтересовался Виктор.

– Я понимаю вашу иронию, – серьезно ответил Никишин, но другой у меня нет. Я покажу, как ею пользоваться. Поворачиваете колпачек до характерного щелчка, вот и все, так тридцать раз. Подпишите вот это.

– Что это?

– Подписка о неразглашении государственной тайны.

Знаете, чем это вам грозит?

– Догадываюсь.

После его ухода Грек лег на диван и подумал, что все это ему привиделось. Но увы, ящик с импортным пивом был слишком материален.

Грек проспал до обеда, затем поднялся, привел себя в порядок и поехал на работу, благо, была причина. Надо было получить отпускные. Он побывал в кассе, заглянул в отдел, где работала жена, чем изрядно повеселил ее коллег. Грек совершенно не представлял, с чего начать. Для того, чтобы украсть чертежи, надо было знать, как минимум, две вещи: первое – на что они похожи, и второе – где они лежат. Без Марины ему все равно ничего не сделать. Вопрос в том, как ей все объяснить. Не мог же он ей сказать, чем его шантажирует Бахтин. Если только сыграть на чувстве патриотизма, но на это у него не хватит актерства. Обмануть Марину было очень сложно. Грек не раз говорил по поводу ее интуиции, что, в жандармерии ей цены не было.

Он долго шатался по территории института, зачем-то оттягивая возвращение домой. После утренних визитеров, годами накапливаемый уют исчез, словно его и не было. Дом уже не был крепостью. Грек обошел производственные цеха. На заднем дворе долго болтал с железнодорожником, угостив его сигаретой.