Вячеслав Денисов - Жестокий наезд

– Вы у меня спрашиваете? – поинтересовался я.

– А у кого еще можно поинтересоваться фамилиями продавцов героина? Кто знает, когда наступит утро и в каком месте Тернова тебя ждет смерть? Кто знает, на каком кону нужно ставить на черное, а на каком – на красное, Струге? Вы слишком много знаете, Антон Павлович, и это меня пугает.

– Кажется, вы пьяны, Измайлов. Пока еще не окосели окончательно, ответьте на последний вопрос – почему Гомов вам до сих пор не сказал, кто собирался продавать героин? Теперь, когда обман со стороны Малыгина исключен?

Боюсь, я задал вопрос, не подумав. Именно это я сейчас читал на лице Измайлова.

– А вы не понимаете? Малыгин в тюрьме. Нынче, после вашего рассказа, мне совершенно очевидно, что жить ему недолго. Недолго, так как такие «кидняки» не прощают. Гомову остается только дождаться этого. Кто становится единственным владельцем героина? Он. – Отведя глаза в сторону, Альберт Андреевич вынул из кармана пальто перчатки и стал натягивать их на руки. – Как вы думаете, я стал бы покупать героин после случившегося, если бы знал правду? Я бы его приобрел лишь в том случае, если бы ее не знал. Это же так прозрачно, Струге. Это понимаем мы с вами, понимает это и Вячеслав. А что касаемо его джипа... Видишь, Антон Павлович, чем заканчиваются добрые дела? Я попросил Песецкого купить машину и подарить Гомову. – Измайлов нервно хохотнул. – Старинные друзья ведь! Если бы я знал, что он потом в багажнике прятать будет... Идиот Песецкий – что еще сказать? Оформил машину на себя и передал общему старинному корешу по доверенности. Ну, не дурак ли? Воистину, если хочешь что-то сделать, сделай это сам. Ничего поручить нельзя! Меня окружают самонадеянные, бестолковые лохи. Знать бы раньше, чем это обернется...

Разговор окончен. Краем глаза я замечаю, как пасущееся неподалеку стадо начинает брести к машинам. Очевидно, подъем Измайлова – это сигнал к отходу. Честное слово, я свое отжил. Просто не могу придумать причин, по которым мне теперь может быть дарована жизнь. Но мне хочется, чтобы он знал главное. Главное во всей этой истории.

– Измайлов, что бы вы ни думали и ни делали в дальнейшем, мой приговор Малыгину – законен. Он не является частью игры. В любом случае я вынес бы именно этот приговор.

Передо мной, на столик, падает брелок с ключами.

– Знаете, Струге... Я вам благодарен. Предложил бы вам компаньонство, но уверен, что вы откажетесь. А для меня это унизительно, так как в городе мне никто не может отказать. Я унижусь и впервые почувствую себя оплеванным. Впрочем... Я и так оплеван.

Подняв голову, я удивленно посмотрел в его лицо. Он был пьян ровно настолько, чтобы не смочь пройти по канату с завязанными глазами. Полбутылки коньяка и бутылка водки ушли в него, как в сухую землю.

– Я не дурак, то есть – не Песецкий. Я машину оформил сразу на вас. Документы на ваше имя в бардачке. Возьмите «Мерседес», Струге, и прощайте. Сначала хотел вам его подарить с радостью, потом захотелось положить вас внутрь и столкнуть в яр. Теперь не вижу в этом смысла. Все ваши измышления измышлениями и останутся. Никаких доказательств моей вины. Я остался один на один только со своей трагедией. В любом случае спасибо за правду. Так что считайте машину наградой за честность. Прощайте.

– Вы спятили, Измайлов? Вы думаете, что я выпимши да – за руль? Вас жизнь не учит...

Понимая, что отделаться шуткой не получается, я крикнул ему в спину:

– А с чего вы взяли, что я приму эту награду? Я, Измайлов, из рук не ем.

Перед тем, как подобрать полы пальто и сесть в лимузин, он успел усмехнуться.

– До города десять километров. Пешком по дороге пойдете? Здесь попутку не поймать, Струге, а я вам не такси. Вы меня ранили, и мне скверно... И потом, вы же не идиот, чтобы бросить в лесу машину стоимостью в полста тысяч долларов.

– Ваша привычка дарить ненадежным людям машины сыграет с вами дурную шутку! – бросил я вслед уже отъезжающему кортежу.

Наверное, от Альберта Андреевича сейчас откатывает состояние, когда пьешь в стрессе и не пьянеешь. Теперь же пришла минута наката приступа шока, и опьянение бьет по голове, как кувалда. Уверен, охранники довезут его до дома уже мертвецки пьяным.

Чудное окончание рабочего дня. В зареве закатывающегося солнца я вижу перед собой «Мерседес» цвета вороньего крыла и стол. На нем лежат ключи от «Мерседеса».

Подойдя к автомобилю, я отдираю от стекла примерзшую щетку и надеваю на нее брелок с ключами. Раз это подарок мне, значит, я волен делать с ним все, что пожелаю. Теперь остается поднять со снега раненный в схватке с наркоманом портфель «РЕТЕК» и отправляться на трассу. Я помню, как тот наркоман в приступе откровения вспомнил о том, что качественный «порошок» можно приобрести именно в казино «Князь Игорь». «Я так и не пойму, кто там у кого на подсосе. То ли Изя у мусоров, то ли мусора у Изи...»

Вот тебе и Изя. Все у него на подсосе. И все на потоке. Все и все, кроме меня и обстоятельств. Потому ему сейчас так тошно.

Уже через пятнадцать минут ходьбы по замерзшему шоссе я услышал за спиной раскат грома. Что-то рановато он зарядил этой весной. На моей памяти такое было лишь единожды, как раз в тот год, когда умерла мама...

Валясь с ног от усталости, я приехал домой лишь в начале девятого. Свет, как и месяц назад, рвался из окон мне навстречу. Я сначала не понял, что мне в этом удивительного, однако, когда догадался, у меня едва не взорвалось сердце... Пролетев все пролеты одним махом, я уткнулся в дверь и нажал на звонок. Раз, два, три...

– Антоша...

Через пять минут мы втроем сидели на кухне. Я, Саша и Вадим.

– Ты здорово нас поволновал, старик, – сказал Пащенко.

– Я понимаю. – Виновато склонив голову, я пожал плечами. – Так получилось. Но я и прежде задерживался, правда, Саша?

– Правда, – ответил за нее прокурор. – Но обычно ты приезжал домой раньше известий о своей смерти.

По всей видимости, я не рассчитывал силы, когда глотал коньяк с Измайловым, иначе все понял бы без лишнего вопроса.

– То есть?

– Полчаса назад мне позвонил Пермяков. Недалеко от станции Красный Яр обнаружен в клочья разорванный черный «Мерседес». Мне даже как-то неудобно об этом говорить, но в его бардачке, который нашли в тридцати метрах от левого заднего колеса, лежали документы, подтверждающее невозможное. Когда ты купил «шестисотый», Струге? И почему твоя жена и я ничего об этом не знаем?

Я хотел проглотить комок, но он оказался сухим и невкусным. Продолжая смотреть на прокурора идиотским взглядом, я искал на столе чашку с холодным чаем.

– Посмотри на него, Александра Андреевна, – предложил Саше Пащенко. – Он же нетрезв. Нетрезв и туп, как дознаватель УБОПа, который в своей объяснительной для прокуратуры написал, что видеосъемка в банке – монтаж.