Вячеслав Денисов - Доклад Генпрокурору

Чтобы не возбудить подозрений относительно вспышек новых взрывов в Чечне и Дагестане, Каргалин и Рылин замутили мозги Оресьева и сумели доказать ему, что подрывы связаны с «мирцами». Я проверял, Вадим, и знаешь, что самое интересное?

Кряжин указал рукой на лавку посреди темного сквера и скинул с плеч пиджак.

– Самое интересное, это умение правильно пользоваться принципами формальной логики. Я перечел письмо Оресьева, там указаны даты взрывов в Махачкале, Грозном, Моздоке... Всего около десятка. И указаны даты отправки мелких партий цемента завода на юге – конкурента вашего завода. Иначе говоря, завода Ежова и Пеструхина, что руководят «МИРом». Представляешь, они совпадают! За четыре месяца, с января по май, по датам совпали все взрывы. Поставка – на следующий день взрыв. А когда я негласно запросил отчет о поставках завода «мирцев», меня даже пошатнуло от ловкости Каргалина и Рылина. Дело в том, что мелкие партии цемента завод Ежова и Пеструхина отправлял каждый день. Ловишь тему?

Оресьев был слишком озабочен делами в палате, чтобы выяснять такие тонкости. Он написал письмо в прокуратуру, которым занимался старший следователь Любомиров. В ответ «мирцы» предприняли демарш и направили Любомирову кассеты с записью, где «Отчизна» братается с главой Терновского избиркома. Словом, начались дрязги.

Но Оресьев становится опасен. Вероятно, в какой-то момент он проявил свою принципиальную позицию по взрывам, и соучредители с директоратом решили действовать. Рано или поздно Павел Федорович Оресьев узнал бы, какой цемент производит завод, где он является учредителем, и тогда его коллегам по бизнесу было бы несдобровать.

Им нужен ликвидатор, и они его находят в Москве. Человек этот должен быть образован, хитер и иметь расширенный кругозор. Хлопнуть депутата Госдумы – это, я тебе скажу, хлопотное дело. Чтобы «мокруха» не была чересчур рисковой, ты что бы сделал?

Пащенко пожал плечами.

– Заманил бы жертву туда, куда нужно мне, но темой, которая интересует его.

– Они так и поступили, – быстро среагировал, сверкнув в темноте глазами, Кряжин. Было видно, что ему доставляет удовлетворение совпадение его мыслей с мыслями коллеги. – По всей видимости, умный парень Смайлов, который на время сыграл роль киллера, завлек Оресьева в глухой двор, на пятачок среди домов, подготавливаемых к сносу. Заманить просто. Достаточно сказать Оресьеву, что человек, стремящийся к встрече с ним, располагает информацией. Предположим, информацией об участии партии «МИР» в терактах на территории России. Как ты думаешь, депутат Госдумы поволочет на эту встречу отряд милиции особого назначения, если ему будет сказано о том, что в этом случае встреча не состоится? Очевидно, что нет. Оресьев человеком был не из трусливых и на встречу прибыл. Где и был убит. Я уверен, что убит он был Смайловым, потому что Смайлов пришел в тот адрес, где его могла видеть единственная свидетельница, Семиряжская. О Семиряжской он узнал от меня, когда я его еще не подозревал. И он пришел в адрес, чтобы ее убрать. И там нарвался на ворошиловских стрелков из сто двадцать третьего отделения УВД города Москвы.

Некоторое время они сидели молча, курили и посматривали по сторонам. Коньяк расслаблял, кровь согревала, и Кряжину казалось, что земля остановила свое вращение. Короткий миг безразличия к проблемам, заполненный негой. Пройдет час, другой, и проблемы снова встанут, как из-под земли, и он был готов к этому, но сейчас он ценил это мгновение и пользовался им.

– Может, поедем ко мне? – предложил Пащенко. – Следующий рейс из Новосибирска в Москву завтра утром, отдохнешь, выспишься. И не будешь один, что для меня еще более важно.

Кряжин рассмеялся, и смех этот был скорее отчаянием, чем весельем.

– Я сейчас в безопасности, Вадим. Им моя смерть не нужна. Устрани они меня, и сразу встанет вопрос – зачем, если исполнитель мертв? Значит, заказчик все-таки в Тернове. Или связан с этим городом, – снова накинув на плечи пиджак, Иван Дмитриевич заговорил тише. Он устал от сегодняшнего дня. – Я очень хотел взять исполнителя, очень. Всей этой братии я докажу каждое свое подозрение. И Трансформера ты тут возьмешь, я уверен. И руководство у завода сменится, я знаю. И, возможно, депутатской неприкосновенности кое-кто лишится. То, что я предоставлю Генеральному, заставит его довести решение этого вопроса до конца. Но я так хотел взять исполнителя... Хотя, может быть, оно и к лучшему. Такой исполнитель мертвым видится мне безопаснее. Во всяком случае, у МУРа тень с плетня сойдет...

Он уже почти уснул на диване в зале Пащенко, как вдруг бесшумно поднялся и, стараясь не разбудить спящего в соседней комнате терновского прокурора, прошел к журнальному столику. Где-то на нем он оставил свой мобильный телефон, и на поиски его ушла почти минута. В руку ложились то недопитый стакан с минеральной водой, то пепельница, то портмоне. Но он его все-таки разыскал. Хотел разыскать и разыскал. «Всегда бы так было», – успел подумать даже сквозь дрему.

– Алло? – раздалось в трубке.

Он помолчал, раздумывая, стоит ли говорить то, что он сказать захотел.

– Я слушаю, – спросил голос.

А зачем он ей, собственно, будет что-то говорить? Объяснить, что она совершила большую ошибку и цели своей не добьется? Что нехорошо так поступать даже во благо отца? Скорее всего, она все это знает сама. Так стоило ли звонить? Жаль, что он не подумал об этом минутой раньше, когда в его руке оказался стакан.

Он выпустил трубку из руки, выпил воду, лег на диван и уснул.

Следующим утром в семь часов сорок минут утра он был уже в Москве.

А в половине одиннадцатого ему позвонил Пащенко. Он сказал, что полчаса назад, то есть в час дня по терновскому времени, опера из ГУВД задержали Трансформера. Парень в черном джинсовом костюме нервничал, просил героина, сетовал на простреленную «каким-то гадом из черной «Волги» руку», словом, находился в состоянии жутчайшего «депресняка» и вспоминал даже то, о чем его вспоминать не просили. Еще Пащенко сказал, что был рад встрече с Кряжиным, что в его жизни появился человек, на которого можно положиться, и спросил в конце, ловил ли когда-нибудь Иван Дмитриевич судака на воблер.

Кажется, в этом деле не осталось более белых пятен. Слишком большая группа лиц задержана для того, чтобы ускользнули нюансы. То, что не договаривает один, как правило, договаривает другой, и наоборот. Пройдет еще месяц, быть может, два (Кряжин думал, что ему вообще придется продлевать срок расследования), пока все детали не будут соединены этими нюансами в единый механизм, который на следственном эксперименте реально продемонстрировал бы то, что происходило в Тернове и Москве с начала года до двенадцатго июня. Сделано главное: следователь точно знает – кто, когда и с какой целью. За ответами на эти три вопроса гоняются все следователи мира, и счастлив тот из них, кто узнает ответ хотя бы на один из этих вопросов. Кряжину повезло. Он знал ответы на все три вопроса.