Сергей Ильвовский - Шесть шестых

– Плохо, сэр. Они говорили быстро, а я танцевал.

– Понимаете, похоже, эта девушка заметила, что за ними кто-то следит. А вы ничего подобного не заметили?

– Да! Она говорила правилно! Вот!

Джонатан отмотал немного назад и остановил изображение.

– Вот, сэр! – Он показал невзрачных, провинциально одетых мужчину и женщину средних лет, разговаривающих неподалеку. Между ними на асфальте стояла большая дешевая клетчатая сумка.

– Вот! – Роулз ткнул пальцем в сумку. – Вот здесь видео!

– Вы хотите сказать, что в сумке была видеокамера и эти двое снимали встречу?

– Да! Они снимали!

– Операция «Мрак и туман»! – немедленно высказался Немигайло. – Жеймс Бонд отдыхает!

– Пожалуй, – не смог не улыбнуться очень раздраженный после дурацкого срыва так удачно начавшейся операции Колапушин. – И кто же это проворачивал свои собственные делишки параллельно с нами – как считаешь?

На письменном столе Колапушина затрещал местный телефон. Сидевший к нему ближе всех Немигайло поднял трубку:

– Капитан Немигайло слушает!.. Да!.. Есть! Сейчас передам! – Немигайло положил трубку. – Арсений Петрович. Вас опять срочно к генералу вызывают!

– Ах, к генералу? И даже срочно? Надо же, какая неожиданность! – саркастически отозвался Колапушин. – Как это ты там у нас любишь говорить? А ну-ка – угадай с трех раз, кого же это я сейчас у генерала встречу?

– Да и полраза за глаза хватит! – ухмыльнулся Немигайло.

Все время, пока Колапушин шел по длинному коридору к генералу Шугаеву, его раздражение возрастало и возрастало.

Он почти не сомневался, что узнает того, кто это сорвал им так хорошо продуманную и подготовленную операцию, – и не ошибся в своих предположениях: за длинным столом для совещаний в кабинете генерала сидел, конечно же, Смолин.

– Проходи, Арсений Петрович, садись, – пригласил Шугаев. – Вот, Борис Евгеньевич опять к нам. И опять с интересными новостями.

– Догадываюсь с какими! Это ваши люди следили за Ребриковым?! Почему вы опять лезете не в свое дело?! Вы что, не понимаете, что сорвали нам важнейшую операцию?!

Колапушин даже не поздоровался со Смолиным, что было на него совершенно не похоже!

– А вы что, проводили там какую-то операцию? – Смолин поднял брови, откровенно демонстрируя удивление. – Но мы же ничего об этом не знали – вы ведь нас в известность не поставили, согласитесь. И вы что же, правда считаете, что потеря двух миллионов долларов – это не мое дело? А у меня вот очень большие сомнения в том, что игра велась честно, и, судя по всему, я прав.

– Правы вы или не правы – теперь не имеет никакого значения! Из-за вашей дурацкой слежки девушка ушла из-под нашего наблюдения. Теперь мы не знаем, кто она и что передала Ребрикову, кроме письма.

– Если вы потеряете эти два миллиона долларов, Борис Евгеньевич, – веско добавил Шугаев, – то вам придется пенять только на самого себя!

– А не рановато ли вы на меня набросились, господа? Может быть, для начала посмотрим хотя бы это?

Смолин открыл свой кейс, достал видеокассету и протянул ее через стол генералу Шугаеву.

На телеэкране возникло изображение разговаривающей пары, уже хорошо известное Колапушину, только оно не прыгало, не перемещалось и не раскачивалось, как то, которое ухитрился заснять Роулз, а было неподвижным, потому что его снимали с нижней точки. Хорошо был виден и сам Роулз, с яркой раскраской, в шикарном головном уборе из страусиных перьев на голове, пляшущий с тамтамами вокруг Ребрикова и девушки.

И разговор их тоже был хорошо различим, хотя особо большого значения это теперь и не имело – он и так был неплохо записан на той пленке, которая осталась в кабинете Колапушина.

Зато на этой пленке был отчетливо виден тот маленький предмет, который передала Ребрикову девушка.

Это оказался маленький черный сотовый телефон!

– Эти кадры сняли наши репортеры, – объяснил Смолин. – Они хорошо умеют работать скрытой камерой.

– Черт бы их побрал, этих ваших репортеров! – Колапушин в гневе совершенно позабыл о том, что Смолин все-таки генеральный директор федерального телеканала. – Девушка их заметила, стала петлять в метро и ушла не только от вашего идиотского топтуна, который следил за ней совершенно бездарно, но и от нашего сотрудника! Ну и что нам теперь толку от того, что мы знаем про этот сотовый? Даже номер его неизвестен! Где нам прикажете теперь эту девицу разыскивать?!

– Номер неизвестен, Арсений Петрович, это правда. А вот девушка... – Смолин снова открыл кейс, достал лист бумаги и протянул Колапушину. – Там ведь был не только этот «идиотский топтун», представьте себе. Она и должна была уйти от него и успокоиться, что благополучно и произошло. После этого она поехала домой. Вот вам все ее координаты.

– Что вы сделали с девушкой?! – быстро спросил Шугаев.

Смолин равнодушно пожал плечами:

– Ничего. Проводили ее до дома, узнали адрес и имя. Дальше все было довольно просто. На телевидении она не работает, это выяснилось моментально, но мы предположили, что она может быть каким-то образом все-таки связана с игрой «Шесть шестых». Проверили ее по базе данных на игроков – и не ошиблись. Действительно, эта Мария Калач когда-то пыталась пробиться на съемки, но не прошла отборочную игру. А координаты ее в базе данных на игроков сохранились. Вот я вам распечатку страницы со всеми ее данными и принес.

– А кто в редакции имеет доступ к этой базе данных? – быстро спросил Колапушин.

– Да кто угодно... Эти сведения никакого особого секрета не представляют – обычные анкетные данные, результаты тестирования психологов и фотографии.

– Но ведь для того чтобы залезть в эту базу данных, нужно было бы зайти в кабинет Аннинской? – продолжал допытываться Колапушин. – Разве в кабинет шеф-редактора может зайти кто угодно и тем более воспользоваться ее компьютером? А ведь эта база именно там и хранится.

– Совершенно не обязательно было для этого заходить к ней в кабинет. У нас же там локальная компьютерная сеть по всем редакциям. Мало ли кому из редакторов или кому-нибудь еще понадобится ну хотя бы по внешности игроков для съемки подобрать. Так что в эту базу можно было влезть из любого кабинета, где имеется компьютер. Да и вообще у меня создалось впечатление, что девица, судя по всему, имеет ко всей истории минимальное отношение – просто передала то, что ее попросили. Кто попросил – выясняйте у нее сами. А я просто беспокоюсь о судьбе наших денег.

– Значит, вас беспокоят ваши деньги? А то, что убит человек, вас совсем не беспокоит? – угрюмо поинтересовался Шугаев.

– Воскресить Троекурова я не могу, Павел Александрович. Но я перевел на счет его вдовы пятьдесят тысяч долларов. Это пока все, что я могу для нее сделать. Позже мы попробуем подыскать для нее подходящую работу на нашем канале.